— Золотые соверены могут развязать язык так же легко, как и лиры. Я подозревал, что ты сбежишь, как только увидишь меня, поэтому заранее узнал, в какой части подсобного помещения располагается твоя комната. — Он осмотрелся вокруг, не скрывая презрения. — Это неподходящее место для миссис Ди Кастеллони. Я должен сказать, что никогда не воспринимал тебя всерьез, когда ты говорила о своем карточном мастерстве, и не думал, что ты найдешь этому применение.
— Зачем ты приехал? Как ты нашел меня? Я не хочу тебя видеть!
— Сначала я навел справки о «Отеле Уорвик». Именно там ты проживала, когда прислуга покинула тебя, ну а там меня направили прямо сюда. Вижу, в этом городе ты стала известной всем и еще работаешь в театре. — Он отошел от камина. — Но я приехал не ссориться с тобой. Я хочу загладить свою вину. Хочу попросить у тебя прощения. Я не мог найти себе места после того ужасного дня, дня похорон отца. Не мог найти покоя после того, что сделал с тобой.
Она никогда не поверила бы в то, что Доменико, надменный и высокомерный тип, стал бы унижаться, прося у нее прощения. Так или иначе, она не верила, что это было правдой, не верила ни одному его слову, и это насторожило и встревожило ее еще больше.
— Ты мог написать письмо с извинением, если тебя так сильно мучили угрызения совести, — осторожно произнесла она.
Он покачал головой. Как всегда, Доменико был безукоризненно одет: бархатное пальто, алмазные запонки, сверкающие своим великолепием и дороговизной на накрахмаленной белоснежной рубашке, жилет, сшитый из парчи цвета слоновой кости. Но он всегда чрезмерно потел от сильного напряжения и волнения, и маленькие капли влаги сейчас блестели на его висках, потихоньку скатываясь вниз, в складки его длинного шелкового шарфа, обмотанного вокруг шеи.
— Я должен был увидеть тебя. Должен был сам лично с глазу на глаз поговорить с тобой и услышать, что ты прощаешь меня за то, что тогда произошло.
— Я попыталась забыть о прошлом. — Отвращение к этому человеку было таким глубоким, что Люси не могла найти подходящих слов.
Он вытащил льняной платок из рукава и вытер капли пота.
— Я надеюсь, ты не забыла, как любили тебя многие члены семьи Ди Кастеллони.
Имел ли он наглость и бесстыдство причислить себя к этой группе людей, Люси не знала.
— Я помню только тех, кто был добр ко мне, — сухо ответила Люси. — Я спрашиваю тебя снова, зачем ты приехал?
— Я приехал по просьбе семьи. Все очень переживают, как ты. Никто не получил от тебя ни одного письма, а моя жена слегла от горя после твоего поспешного тайного отъезда.
Люси никак не могла прокомментировать то, что он сам лично приказал ей тогда сделать. Ее глаза только расширились от удивления и злости. Она не могла понять, как можно быть таким безмерно наглым и бесчувственным лгуном.
— Ты заботилась о моем отце в последние годы его жизни, — продолжил Доменико как ни в чем не бывало, — и моя жена настойчиво хочет отплатить тебе добром за добро и как следует наградить. Жена думает, что ты глубоко разочаровалась и расстроилась, когда узнала, что мой отец ничего тебе не завещал, и именно поэтому так поспешно уехала из Флоренции. Она убедила меня отправиться на твои поиски и выяснить о тебе хоть что-нибудь.
— Я не хочу ничего! — бешено закричала Люси, размахивая руками и отходя дальше от него. — Просто убирайся отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!
— Я не собираюсь бросаться грубыми словами. Будет так, как я пожелаю, и уж не тебе решать, когда мне уезжать. Если ты, как сама говоришь, забыла обо всем плохом, что было между нами в прошлом и о чем я очень сожалею, то ты должна по крайней мере подумать над предложением, которое я передаю тебе как глава семьи, имя которой ты носишь. Ведь вся наша семья с искренними намерениями отправила меня в путь с этим важным поручением. Я приглашаю тебя вернуться со мной в Италию. — Он быстро поднял вверх руку, тем самым давая понять, чтобы она помолчала, так как мгновенно увидел отказ на ее обеспокоенном лице. — Для того чтобы снова стать неотъемлемой частичкой любящей тебя семьи, но в этот раз с одним очень важным отличием. Ты станешь полностью независима, будешь наслаждаться жизнью в собственной резиденции в Риме или в другом городе, в каком только пожелаешь, и у тебя будет приличный доход, выплачиваемый ежегодно нашей семьей, для того чтобы ты жила в достойных условиях, соответствующих твоему высокому социальному положению, а именно положению глубокоуважаемой вдовы Стефано Ди Кастеллони. Прими мою благосклонность, и пусть все разногласия забудутся. Я хочу, чтобы ты жила достойно и счастливо.
Но Люси не обманешь. В том, что жена Доменико желала ей только хорошего, Люси не сомневалась, так как между ними всегда было уважение и взаимная симпатия. Люси действительно верила, что синьора Ди Кастеллони была искренна в своих намерениях и заручилась поддержкой семьи, чтобы организовать путешествие Доменико, обошедшееся, несомненно, в немалую сумму, но это не означало того, что Доменико изначально не вдолбил эту идею в голову своей жены. Его ласковое, но одновременно похотливое выражение лица в тот момент, когда он сообщал, по его словам, семейное предложение, напомнило ей о событиях тех ушедших дней, когда он всякий раз придумывал жалкие оправдания только для того, чтобы остаться с ней наедине. Он все еще хотел ее. Хотел так сильно, что готов был пойти на любой обман, лишь бы вернуть ее назад и подчинить своей власти. Люси задрожала от омерзения и ненависти.
— Ты думаешь, я дура и поверю в твои сказки, Доменико? Да я вижу тебя насквозь! Возвращайся обратно к жене и скажи ей что угодно, лишь бы она успокоилась, а я открою тебе правду — сейчас я так же сильно тебя ненавижу, как и в тот день, когда ты обесчестил меня! В жизни не встречала такого низкого, подлого, омерзительного, лживого, лицемерного, гнилого человека! Убирайся! Вон!
Он неотрывно смотрел на нее, будто не мог поверить в свою неудачу. Затем, к ее ужасу и неожиданному изумлению, слезы ручьем полились из его глаз.
— Нет! — пронзительно заревел он, будто громкостью своего голоса мог изменить ее ответ. — Нет! Ты не можешь отказать! Что еще мне предложить тебе, чтобы ты согласилась?
— Ничего! Я все тебе сказала! Пожалуйста, уходи. Я не вынесу, если этот ужасный разговор затянется еще хотя бы на минуту! — В отчаянии Люси взяла колокольчик, но Доменико резко схватил ее руку и, рыдая, начал ее целовать, упав на колени.
— В твоем соблазнительном теле должна быть хоть капля милосердия! Я унижаюсь перед тобой, для того чтобы ты больше не осуждала меня и не желала мне гореть в адском огне, я и так уже настрадался! Искусительница! — Затем из его уст полился такой поток непристойных, бранных и похотливых слов, что Люси, напрасно пытаясь высвободить свою руку, попятилась назад. Она не увидела, что дверь отворилась. Джош, увидев ужасную сцену, схватил Доменико за ворот пальто, поднимая его на ноги и заставляя отпустить руку Люси.
— Я не знаю итальянского, — произнес Джош сквозь зубы, угрожающе глядя на Доменико, который стал приходить в себя, пытаясь высвободиться, — но мне достаточно было услышать тон голосов в комнате, чтобы понять, чего желает леди. Так что, кто бы вы ни были, немедленно скройтесь с ее глаз! — Он распахнул дверь.
