Уорт заказал несколько полотнищ с традиционным рисунком, который уже больше ста лет не появлялся в витринах магазинов. Довольный результатом, он съездил в Лион. Ему казалось святотатством, что лионские ткачихи, некогда славившиеся тем, что ткали шелк для французских королей и королев, сидят без работы, почти не получают заказов на самые дивные материи, какие когда-либо производились. И он заказал несколько рулонов, стал шить из них платья, которые намеревался выставить на стенде Гажелена и Обиге на большой Универсальной выставке, которая должна была состояться этим летом в Париже, где посетители со всего мира смогут насладиться видом его узоров на лионском шелке.
В числе присланных из Лиона особых заказов оказался белоснежный шелк, чистый как первый снег, из которого должны были сшить нижнюю юбку под платье, которое было окутано некой таинственностью. Фасон заказала одна из молодых фрейлин императрицы, но не для себя, а для другой дамы, у которой не нашлось времени, чтобы прийти самой. Платье должно было быть простым, легким и изящным, вроде того, в какое наряжалась Мария Антуанетта, когда изображала молочницу с золотыми ведрами в Малом Трианоне. Луиза не знала, сказали ли Уорту имя этой дамы, но думала, что сказали. Но догадаться было нетрудно, хотя, пока Луиза проверяла и складывала дорогую материю, предназначенную для платья, которое будут шить личные портные этой дамы, никто ни словом, ни жестом не выдал, что знает о том, что платье предназначено для императрицы. Луиза сожалела, что подобная секретность не позволит Уорту получить публичного признания в Тюильри, что было бы равноценно получению императорского покровительства, которым не так-то просто заручиться, выполнив один-единственный заказ.
Это Стефани подала идею, чтобы фасон для платья разработал «Мезон Гажелен». Император поручил художнику Винтерхалтеру написать Евгению в окружении ее любимых фрейлин, и они до бесконечности раздумывали над тем, какое платье должно быть на ней надето, но ни одна идея, предложенная ей ее личными портнихами, ее не удовлетворила. Наконец Стефани, вспомнив изысканную простоту платья, в котором она видела мадам Уорт, предложила обратиться за помощью в «Мезон Гажелен». Евгения состроила гримасу при мысли о том, чтобы позволить какому-то магазину посягнуть на ее высокие требования, но, после того как ее окончательно разочаровала очередная партия эскизов, согласилась с предложением Стефани. Та объяснила Уорту все необходимые требования. Она очень удивилась, когда вместо целого вороха эскизов, выполненных профессиональным художником, Уорт вручили ей один-единственный.
— И это все, мсье Уорт? — холодно спросила она.
— Этот эскиз воплощает в себе все перечисленные требования, — вежливо ответил он.
«Какое несносное самомнение!» — подумала Стефани. Она нисколько не сомневалась, что Евгения будет не менее ее раздосадована, но ошиблась. Евгения была благодарна за то, что ей не пришлось просматривать кипу разнообразных рисунков, и объявила, что это именно то, что ей нужно. Этот сказочный наряд с оборками и складками из белого тюля поверх шелка, прошитый лентами бледно-сиреневого цвета, вызывал в воображении летний день. Его нужно было надевать, украсив волосы у висков букетиками настоящих фиалок. Неудивительно, что Винтерхалтер решил написать императрицу протягивающей такой же букетик крошечных цветов одной из своих фрейлин. И Стефани вновь оценила проницательность Уорта. Все знают, что фиалки — любимые цветы императрицы, она любит все оттенки их цвета, которые Уорт воплотил с таким изяществом в этом воздушном платье. Стефани решила, что, как только сможет, отправится к мсье Уорту. Ей нужна была достаточно добротная и вместе с тем элегантная одежда, которая годилась бы для дальней дороги. Она еще никому не говорила, что хочет поехать к Пьеру в Крым.
Стефани часто писала Пьеру письма, сообщая новости о его знакомых, последние сплетни, которые могли бы показаться ему любопытными, подробно перечисляла всякие забавные происшествия. Судя по его ответам, хотя и нерегулярным, он ценил ее внимание, но в его письмах были только самые искренние уверения в преданности. Она полагала, что мужчина, которому грозит опасность погибнуть на войне или стать инвалидом, не будет связывать молодую женщину обещаниями, ведь они могут привести только к разочарованию и сердечным мукам.
Мысль поехать к нему созрела у нее уже давно. Ей казалось страшной несправедливостью, что только женам нескольких очень высокопоставленных офицеров разрешили навестить своих мужей, а потом ей на глаза попалась заметка в газете. Некий англичанин, мистер Томас Кук, возглавил поездку в Крым, и они со спутниками, находясь в горах, имели возможность воочию наблюдать очередную баталию, развернувшуюся внизу. Если ничего не выйдет, она воспользуется услугами этого мистера. Стефани все-таки надеялась, что ее крестный отец разрешит ей поехать в Крым. Она была уверена, что он с радостью выдаст ее замуж за Пьера. Она знала, что всю жизнь будет любить только его.
К концу июня стало известно, что Евгения ждет ребенка. После двух выкидышей ей требовалось соблюдать удвоенную осторожность, она нуждалась в особом уходе, поэтому все ее фрейлины, в том числе и Стефани, помогали ей переживать этот сложный период. Придворные шепотом передавали сплетни о том, где и как произошло зачатие. Это случилось через некоторое время после возвращения императорской четы из Англии, куда они ездили с официальным визитом, и где, как было известно, они счастливо провели время и завязали подлинно дружеские отношения с королевой Викторией и принцем Альбертом. Видимо, Евгения еще долго переживала свою радость, осознав, что муж ее по-прежнему любит, несмотря на все свои измены, и ненадолго поверила, что он исправился.
В августе британская правительница и ее супруг нанесли ответный визит, приехав в Париж. Визит имел огромный успех. Все улицы и бульвары Парижа были завешаны гирляндами в честь королевы Виктории и принца Альберта, все радостно их приветствовали. Уорт с Мари, питавшие сильнейший интерес к подобным событиям, нашли хороший наблюдательный пост, откуда видели, как чета вышла из поезда. По дороге домой Уорт вспоминал, как отвратительно была одета королева.
— Мало того что она нацепила эту соломенную шляпку, которая ей вовсе не идет, и несла этот ядовито-зеленый зонтик, — восклицал он на ходу, — так еще на этой безобразно громадной сумке у нее был вышит пудель! Пудель!
— Но ты же слышал, как она с гордостью сказала кому-то, что этого пуделя вышила ее дочь, — мягко вставила Мари. — По-моему, это так трогательно.
Уорт громко застонал. У него были свои представления о том, как должна быть одета первая леди великой нации. И вышитые пудели совершенно исключались.
На стенде «Мезон Гажелен» на Универсальной выставке, которую несколько раз посетила императорская чета, была представлена придворная накидка, создавая которую Уорт ориентировался на королев, императриц и принцесс. Из старинного белого муара, с роскошной вышивкой золотом, она должна была изящно ниспадать с плеч. Судя по количеству пришедших после этого писем с гербами, можно было не сомневаться, что он надолго установил на нее моду среди особ королевской крови. Мсье Гажелен и Обиге получили первую премию. Уорта даже не пригласили на вручение награды, а его работодатели, купаясь в лучах его славы, приняли все почести из рук самого императора.
