В Марселе ей удалось немного утешить мадам де Винсен, которую пришлось поддержать, когда один из носильщиков поскользнулся на сходнях и на какой-то ужасный миг показалось, что их ноша полетит сейчас в море. В поезде мадам де Винсен поблагодарила Стефани за внимание, проявленное ею в тот момент. Всю дорогу до Парижа они время от времени переговаривались.
Стефани вернулась в Тюильри, жизнь там была еще веселее и экстравагантнее, чем когда-либо, или казалась таковой по сравнению с мрачными сценами войны, которые она наблюдала совсем недавно. Несколько дней Стефани не находила себе места, вся эта незатронутая войной роскошь казалась ей волшебной и нереальной. Когда на банкетах подавали одно экзотическое блюдо за другим и вино лилось рекой, она вспоминала голодные лица солдат, и кусок вставал ей поперек горла.
Но постепенно она снова привыкла к своему окружению, многие были рады ее возвращению, особенно императрица, которой не терпелось показать Стефани крошечные вещицы с затейливой вышивкой, приданое будущего наследника. Вместе с богато разукрашенной колыбелью, подаренной ей Парижем, оно будет скоро выставлено на всеобщее обозрение.
В длинной бесконечной очереди желающих посмотреть на эти красивые вещицы стояла и Мари Уорт. Она сама ждала второго ребенка. Правда, императрица могла разочаровать своего супруга и всю нацию, если родится не мальчик.
Луиза, отправившаяся вместе с ней посмотреть на приданое новорожденного, не могла не сравнить ежедневный труд Мари с тем временем полного бездействия, ухода и покоя, которым наслаждается императрица. Охваченный энтузиазмом, Уорт часто забывал о том, что его жена стала больше уставать. Но Мари никогда не жаловалась.
Однажды днем Луиза, возвращаясь после обеда, заметила посетителя с круглым пакетом в руках, выдававшим цель его прихода. Портных осаждал бесконечный поток изобретателей расширителей кринолинов, которые в большинстве своем были нелепы и непрактичны. Посетитель стоял спиной к ней.
— Вы хотели видеть мсье Уорта? — спросила Луиза.
Он резко повернул голову:
— Луиза! Черт побери!
Она изумленно ахнула:
— Уилл Расселл! Когда ты вернулся в Париж?
Он радостно засмеялся.
— Я приехал чуть больше часа назад. Как я рад видеть тебя снова.
— Я тоже очень рада, столько времени прошло. — Его едва можно было узнать — гладко зачесанные светлые кудри, дорогой костюм. Он, пожалуй, тоже был удивлен и, схватив Луизу за плечи, внимательно осмотрел ее с ног до головы.
— Ну и шик! Ты выглядишь очень элегантно в этом черном шелковом платье служащей, моя девочка. — Он схватил ее за руку и приподнял брови, не увидев обручального кольца. — Так ты еще не замужем? Неужели все мужчины в этой стране ослепли? — Широкое золотое кольцо, сверкнувшее на его пальце, говорило, что сам он уже сделал роковой шаг в брачную жизнь.
— Это вопрос времени, — призналась Луиза, и ее лицо озарилось счастьем. — После открытия Мирной конференции в Париже вопрос о перемирии в Крыму займет всего несколько недель или даже дней.
Уилл состроил сочувственную гримасу.
— Так твой жених участвует во всей этой заварухе, да? Что ж, у французов условия были лучше, чем у британцев. Я должен был отправить легкому отряду кое-что из теплой одежды, которая шьется на моей фабрике, но после ужасного обстрела со стороны русских мало кто остался в живых и необходимость отпала. Как зовут твоего жениха? В каком он полку? — Он удивился услышав, что она выходит замуж за офицера из Са-Гард, и одобрительно присвистнул: — Тебе должно доставаться только все самое лучшее, не так ли? Но ему здорово повезло. — Уилл огляделся. — А где же мсье Уорт? Хочу сделать свои дела, а потом мы с тобой сможем пообедать где-нибудь и отпраздновать нашу встречу.
— Я поищу его. — Луиза торопливо сделала несколько шагов, но потом остановилась и посмотрела на него через плечо. — Как будто только вчера расстались, а ты так изменился, вид у тебя очень преуспевающий. Я рада, что у тебя все хорошо.
Расселл широко улыбнулся, проводил Луизу взглядом, пока она не скрылась в той части ателье, где располагались примерочные. Дела у него шли хорошо, а вот с женитьбой ему не повезло. Все два года своего пребывания в Париже он был влюблен в Эллен Монкрифф, после возвращения она стала еще желаннее. Ее отец, правда, заставил его подождать еще год, пока он снова не обосновался у себя на родине. Свадьба, которую Монкриффы устроили своей дочери, была невероятно пышной — четыреста человек гостей и многоярусный свадебный торт в три фута высотой. Эллен, очаровательная в своем воздушном белом атласе и кружевах, упивалась каждой минутой, не желала отпускать гостей.
Потом он понял почему. Ей хотелось выйти замуж только ради того, чтобы насладиться этим днем и статусом замужней женщины, а также превзойти своих подруг в благоустройстве дома и по уровню жизни. Но жены из нее не получилось. Их первая брачная ночь обернулась катастрофой. Изнеженная и избалованная безграничной родительской любовью, от природы скромная и застенчивая, она вступила в брак, не зная ничего, что должна была знать. Уилл скоро понял, что она — одна из тех пустых женщин, которые одержимы себялюбием, и его чувства к ней в период его ухаживания только питали ее эгоизм, отвечать ему взаимностью Эллен не могла, ее сердце оказалось таким же холодным, как и ее тело. Если бы ему не хотелось иметь сына, он бы реже ложился с ней в постель, но Уилл все еще надеялся в глубине души, что со временем сможет пробудить в ней любовь.
— Мистер Расселл? Мне сказали, что вы хотели меня видеть. — Уорт стоял перед ним. Он говорил по-французски, но Уилл, зная, что он его соотечественник, ответил по-английски.
— Здравствуйте, сэр. Я приехал в Париж показать вам мое запатентованное изобретение, которого пока еще никто не видел. Думаю, оно покажется вам весьма интересным.
Уорт раздраженно нахмурился. Луиза сказала ему, что визитер бегло говорит на галльском наречии, и он обиделся, что Уилл Расселл решил вести беседу на английском. Уорт старался больше не говорить по-английски, когда этого можно было избежать. Как и большинство новообращенных (в его случае эта была всепоглощающая любовь к своей новой родине), он немного переборщил в своем рвении. Постепенно Уорт стал считать себя даже более французом, чем сами французы. Он думал, производил подсчеты и даже мечтал на французском, который считал теперь своим родным языком. Артистичный от природы, он перенял галльскую жестикуляцию. Его интересовало только то, что было связано с Францией. И Уорт решил отказаться от изобретения англичанина, который заговорил с ним не по-французски.
— Сомневаюсь, — ответил Уорт по-французски. — Насколько я понимаю, вы хотите показать мне кринолин, а я перевидал их все.
— Довольно уверенное заявление, мистер Уорт. Мое изобретение и близко не стояло рядом со всей этой проволочной белибердой и с тяжелыми металлическими клетками, которые буквально пригвождают женщин к земле. О нет. Я придумал нечто совсем другое. Тонкие стальные обручи, скрепленные лентами и увеличивающиеся в диаметре от талии до низа. Легкие, как часовая пружина. Впрочем, если вам это неинтересно, не смею больше отнимать у вас время. — И он повернулся, собираясь уйти.
