— Я нашел идеальное место для нас! — торжественно объявил он.
Айрин остановилась как вкопанная и повернулась к нему лицом.
— Где? — в волнении спросила она.
— Отгадай, — подразнил ее Дерек, довольный своей находкой.
Айрин высказала несколько догадок, но ни одна из них даже близко не попадала в цель.
— Не мучай меня, — нетерпеливо сказала она, шутливо ударив его в грудь.
Дерек схватил ее за руки.
— Сначала поцелуй, — попросил он.
Айрин повиновалась и, прижавшись к нему, поцеловала.
— Где мы будем встречаться? — уже более серьезно спросила она.
— В мастерской твоего отца, после работы, когда все разойдутся по домам. Я сделал дубликаты ключей.
От удивления Айрин даже отпрянула назад.
— Идеально! Есть только одно «но»: нас могут принять за грабителей.
— Исключено, — уверил ее Дерек. — Поверь мне, я все продумал до мелочей. Ты должна только назвать время, когда мы увидимся в следующий раз.
Айрин задумалась. Они могут встретиться в один из вечеров, когда отец с Софией будут в театре, а потом, как всегда, пойдут ужинать в ресторан.
— В следующий вторник, — твердо сказала она.
— О, моя любимая! — радостно вскрикнул Дерек.
Он так сильно сжал ее в объятиях, что чуть не сломал ей ребро. Айрин на минуту заколебалась, но быстро справилась с собой и радостно улыбнулась.
В следующий вторник Эдмунд купил билеты на премьеру последнего шоу Джорджа Эдвардса в театре «Гейэти». Знаменитый импресарио славился своими постановками пышных остроумных мюзиклов с роскошными костюмами, в которых главное место отводилось ослепительным красавицам, среди которых была и жена Грегори, Лилиан Роз. Софии были невыносимы любые напоминании о ее бурном романе. Она не могла видеть эту молодую красотку даже на расстоянии, со сцены, не говоря уже о более близком знакомстве. Она вдруг запаниковала: судьба не давала забыть ей историю в Ницце. В ней снова ожили воспоминания: страстные объятия, душевная близость с человеком, который понимал ее. Она мечтала, чтобы Грегори остался если не любовником, то хотя бы ее другом, но ясно сознавала, что это невозможно.
Наступил день представления. Ее внутренние переживания усугублялись тем, что Эдмунд пригласил в театр двух партнеров по бизнесу с женами, с которыми у нее не было ничего общего. Эйлин Хардинг и Клэр Бальфур были несусветными сплетницами, злыми на язык, и София в их присутствии старалась соблюдать крайнюю осторожность в высказываниях. Любое самое безобидное ее замечание могло быть превратно истолковано этими дамами. Вообще-то она старалась избегать их общества и не участвовать в их острых и злобных разговорах. За это они ее недолюбливали, и София это хорошо знала. Встретившись в фойе театра «Гейэти» на Стрэнде, они с лицемерной радостью приветствовали ее, рассыпаясь в комплиментах.
«Гейэти» представлял собой огромный — даже по лондонским масштабам — театр, прошедший долгий путь от скромных постановок, с которых сорок лет назад началась его история, до сногсшибательных современных шоу. Своим успехом он был обязан Джорджу Эдвардесу — Боссу, как его называли в театральной среде. Он обладал удивительным талантом объединять в своих постановках все необходимые элементы шоу, обеспечивавшие ему оглушительный успех у публики, в том числе и кассовый. Во всех его шоу неизменно присутствовал намек на нечто, выходящее за рамки общепринятой морали, — некоторый элемент порочности, придававший им особую остроту. Его спектакли неслучайно окрестили «греховными», но подобные упреки легко было списать на ханжество публики, что не мешало Эдвардесу привлекать к своим блестящим постановкам и вполне респектабельную часть публики. Придавая особое значение антуражу и богатству костюмов, он подбирал актрис, умевших с неподражаемым шиком и блеском носить эти костюмы и не забывавших при этом демонстрировать свои женские прелести во всей красе, заставляя мужскую половину публики поминутно хвататься за бинокли, дабы рассмотреть их глубокие декольте и шикарные бедра. Он был гением эпатажа, который будоражил воображение аудитории, понимая, что полунамек, полуобнаженное тело возбуждают больше, чем вульгарная нагота.
Чтобы попасть к Эдвардесу на кастинг, девушки слетались в Лондон со всех концов страны. Стать одной из «гейэти-герлз» было все равно что поймать за хвост жар-птипу. Если девушке улыбалась удача, если она отвечала всем требованиям Эдвардеса по внешним данным и таланту, то ее жизнь радикально менялась. Девушек из «Гейэти» муштровали, как породистых лошадей. Их учили красиво ходить, говорить и вести себя в обществе. Им давали уроки пения и, разумеется, танцев, фехтования и верховой езды, учили разным премудростям жизни. На подмостки знаменитого театра попадали далеко не все, поэтому не было ничего удивительного в том, что почти все молодые — и не только молодые — светские львы наперебой волочились за «гейэти-герлз». Наивысшим шиком, пиком успеха было появиться на публике с одной из девушек, входивших в «великолепную восьмерку». Это были сливки театра «Гейэти», лучшие из лучших, элита труппы Эдвардеса. Принадлежность к «великолепной восьмерке» больше указывала на статус в обществе, чем на талант и красоту актрисы. В артистические гримерные потоками лились букеты цветов, коробки шоколадных конфет, ювелирные украшения и меха. Большинство этих девушек знали себе цену и стремились в будущем удачно выйти замуж и даже получить дворянский титул. Часто они достигали своей цели, легко проникая в высшее общество благодаря красоте и живости ума.
София не знала, почему распался брак Грегори с Лилиан Роз. Он никогда не говорил с ней на эту тему, зато всегда был ее благодарным слушателем. Она могла поведать ему о своих личных проблемах, и он всегда чутко выслушивал ее, что было непривычно для Софии. Грегори обладал редкой способностью утешить ее, снять душевную боль, которую она терпела со стоицизмом, присущим русским. София не могла представить себе, как нормальная женщина по собственной воле могла расстаться с таким потрясающим мужчиной и любовником.
Никто не мог упрекнуть Грегори в том, что он навредил театральной карьере Лилиан Роз, женившись на ней за рубежом. Напротив, выйдя за него замуж, она еще долго успешно выступала в разных мюзик-холлах, пока наконец не попала на сцену «Гейэти». По причинам, которые знали только они двое, ее работа в театре означала конец их супружества. Они жили раздельно, но в обществе иногда появлялись вдвоем. Казалось, брак не имел никакого значения дня этой пары. София втайне задавала себе вопрос, любит ли Грегори свою жену, и сейчас, сидя в театре, с болезненным чувством ожидала ее появления на сцене.
Когда Эдмунд рассадил гостей в ложе, София увидела в партере и ложах напротив множество знакомых лиц. Некоторые из них кивали и улыбались ей. Публика была в оживленном, приподнятом настроении. Премьера в театре «Гейэти» всегда была крупным событием в театральной жизни Лондона. Дамы блистали в вечерних нарядах, сверкая бриллиантами и обмахиваясь веерами. В этот вечер София надела украшения из изумрудов, гармонирующих с темно-зеленым шелковым платьем. Вокруг шеи она набросила боа из белого плиссированного шелка — последний писк моды. Веер, тоже из белого шелка в серебряной оправе, подаренный Эдмундом, был инкрустирован натуральным жемчугом. Пригласив гостей в театр, Эдмунд счел своим долгом побаловать дам конфетами. Он положил на бархатную обивку перегородки ложи роскошную, с золотым тиснением коробку шоколадных конфет. Клэр Бальфур, и без того не отличавшаяся стройностью, не могла устоять перед соблазном и сразу же потянулась к коробке. Она сидела по одну сторону Софии, по другую находилась Эйлин Хардинг.
