Айрин не пришлось уговаривать. Она бросилась на шею Габриэль и расцеловала ее, потом отступила на шаг, и обе еще долго испытующе смотрели друг на друга.
— Боже мой! Это невероятно! Иди ко мне! — воскликнула Габриэль, протянув полные руки. — Дай же мне обнять тебя, мою родную внучку.
Айрин опять радостно бросилась к ней. Разомкнув объятия, они плакали и смеялись одновременно, вытирая слезы платком. Габриэль стирала с лица тушь, расплывшуюся вокруг глаз.
— Скажи, я похожа на маму? — спросила Айрин.
— Не очень, — ответила Габриэль, вскинув голову и снова присматриваясь к Айрин. — Слава богу, что ты не похожа на отца, царство ему небесное. Я так боялась, что ты пойдешь в него!
— Я это поняла.
— Неужели? А у тебя острый ум!
— Мне даже кажется, ты до самого последнего момента колебалась, стоит ли со мной встречаться вообще, а когда стало ясно — сейчас или никогда, ты мне ответила.
Габриэль покачала головой, и было неясно, как она отнеслась к словам внучки.
— Послушай, что я тебе скажу, — помолчав, произнесла Габриэль. — Если бы ты ответила мне по-другому, когда я заговорила с тобой, я бы вообще не спустилась к тебе, а развернулась бы и ушла.
— Не думаю, — засмеялась Айрин.
— Вот как? Почему же? — удивилась Габриэль.
Девушка усмехнулась, вынув заколку из шляпы.
— Ты бы не удержалась. Тебе обязательно захотелось бы вблизи посмотреть на человека, похожего на тебя как две капли воды. — Она сняла шляпу, открыв свою роскошную шевелюру.
Габриэль громко расхохоталась:
— Черт побери! Твоя правда! Я поразилась, когда увидела твои волосы. Они точь-в-точь такого же цвета, как мои. Да что волосы! Ты вся похожа на меня, когда мне было столько лет, как тебе. Я еще покажу свой портрет в молодости, а теперь идем обедать. Нам есть о чем поговорить.
Взяв Айрин под руку, Габриэль быстрой походкой пошла к дверям, ведущим из холла в вестибюль. Дверь распахнулась, видимо, слуга слышал их приближающиеся шаги и сразу открыл дверь. Габриэль не могла оторвать глаз от внучки.
— Надо позвонить в гостиницу, чтобы привезли твой багаж, — голосом, не допускающим возражений, заявила она. — Побудь со мной. Поживи здесь. Нам надо многое обсудить. У меня тут куча комнат, и все пустые. Ну, что скажешь?
— Да с превеликим удовольствием! Я не могла даже мечтать об этом! — радостно воскликнула Айрин.
Позвонив в отель, бабушка с внучкой сели за круглый стол в уютном прохладном зале рядом с застекленной верандой, из которой открывался прекрасный вид в сад. За обедом с отличной едой и отменным вином они без умолку болтали. В основном говорила Айрин. Она рассказывала о своем детстве и юности, о том, чем занимается сейчас. Габриэль засыпала ее вопросами. Узнав, что Айрин работает у самого Фаберже, она испытала особую гордость. Это произвело на нее гораздо большее впечатление, чем увлеченность Айрин ювелирным дизайном.
— У меня куча вещей от Фаберже, — воскликнула Габриэль. — Ты должна сообщить мне, когда начнутся лондонские торги. Я обязательно приеду и куплю что-нибудь из твоих рук.
— Ты часто бываешь в Лондоне?
— Много лет не была там, — криво усмехнулась Габриэль, вытирая салфеткой уголки губ. — Англия — моя родина и всегда ею останется, хотя большую часть жизни я провела во Франции.
— А как ты попала во Францию?
— О, это длинная история. Сейчас мы перейдем на веранду, выпьем кофе, и я расскажу тебе о Дениз, твоей маме. Понимаю, тебе не терпится как можно больше узнать о ней. Я готова рассказать тебе все.
Габриэль поведала ей историю своей жизни. Она выросла в бедности и нищете. Рассказывая о своем детстве, она невольно сбивалась на ист-эндский кокни, знакомый ей с раннего детства. Это позволяло еще нагляднее представить первые тринадцать лет ее жизни в Лондоне. Джо Роже, ее рыжеволосый отец, на ручной тележке развозил овощи и фрукты, а Кэт, его темноволосая жена, была служанкой в богатом доме. Они поженились и произвели на свет четырнадцать детей, живя в жалкой лачуге с двумя комнатами наверху и двумя внизу. На небольшом участке земли проживала еще дюжина семей. Габриэль, или Герти, как ее звали тогда, была самой младшей из детей, мать была сильно потрепана жизнью и многочисленными родами, а отец регулярно прикладывался к бутылке. Напиваясь, отец проявлял бурный нрав, который, как говорили люди, соответствовал его огненно-рыжей шевелюре. Герти была единственным ребенком, унаследовавшим от него рыжий цвет волос — и даже более яркий. Он гордился таким сходством, нянчил и любил Герти больше остальных детей и даже больше собственной жены. Повзрослев, она по-прежнему оставалась его любимицей, но со временем его пьянство стало невыносимым, принимая все более омерзительные формы. Когда он был в пьяном угаре, от его жестоких побоев не могла уберечься даже любимица Герти. Несмотря на все мерзости, Герти любила отца и, единственная в семье, сочувствовала ему, понимая всю глубину отчаяния и безысходности, скрывавшуюся за его пьянством. Только она могла утихомирить отца, а успокоившись, он разражался рыданиями из жалости к себе. Герти видела, как мать с отвращением смотрела на мужа, считая, что он загубил ее жизнь. Подросшие сыновья навсегда покинули отцовский дом и не желали его видеть, а матери изредка подкидывали деньжат. У дочерей жизнь не складывалась. Их постоянно преследовали неудачи, и они тоже не появлялись в родительском доме. Глядя на эту беспросветную жизнь, Герти сказала себе: у нее все будет иначе. Ей надо вырваться из этой нищеты, сломавшей ее семью. Герти знала, что она самая красивая в семье, и с самого раннего детства видела, что ее роскошные рыжие волосы неизменно привлекают внимание окружающих. Позже, став молодой девушкой, она поняла, что дело не только в волосах. В ней было нечто неотразимое для мужчин. Она их возбуждала. Иногда Герти попадала в довольно скверные ситуации, и ей приходилось постоянно быть начеку. Только Герти и ее младший брат Арчи жили под одной крышей с родителями. Они помогали отцу развозить товар, а еще чаще делали это без него, когда Джо напивался в пабе или валялся в канаве в бесчувственном состоянии.
Однажды они вернулись домой и увидели, что пьяный в доску отец, покачиваясь, сидит в кресле, обхватив руками голову. Он был убит горем, осознав, что натворил.
От ужаса Герти дико вскрикнула. У стены в неестественной позе, со сломанной шеей, лежала мертвая Кэт. Лицо ее было черным от синяков. Соседи уже вызвали полицию. В «Черной Марии»
[2]
его увезли в участок. В ту же ночь он повесился в тюремной камере.
Ее слабовольный брат Арчи, не способный противостоять ударам судьбы, закончил свои дни в тюрьме, как и отец. Он был единственным, к кому Герти испытывала родственные чувства. Возможно, другие братья и сестры тоже по-своему любили мать, но о какой любви можно говорить, когда сразу после ее смерти они вконец переругались между собой из-за жалких остатков мебели и другого имущества, которым так дорожила мать. Срочно все распродать — вот что им было нужно. Герти с грустью наблюдала за происходящим, прислонившись к стене со скрещенными на груди руками. Она вдруг заметила, что кто-то уже вынес из дома все стулья.
