Рожденный из Котла
B. БЕЙТНЕ — БЕРЕЗА
«Ешь, — то и дело повторяет он. — Ешь». Но я не слушаюсь. А вдруг я съем что-нибудь — и застряну здесь навсегда? Тем более что я даже не проголодалась. Если я кричу на него, он оставляет меня в покое; ему это не нравится.
За дверью комнаты простираются бесконечные коридоры. Я ходила по ним — они тянутся на много миль. Так мне показалось. И все они одинаковые — вымощенные камнем, затянутые паутиной. Пустые. В здании слышатся звуки, раздается далекое эхо, но я не знаю, что это такое. Иногда я подхожу к окну, соскребаю грязь с маленьких стеклянных створок в свинцовых рамах и выглядываю. Видно плохо, но небо здесь всегда мрачное, пасмурное. Не делается ни темнее, ни светлее. Однако на небе видны звезды, мириады звезд. Слабые, тусклые, они складываются в незнакомые созвездия.
Но больше всего меня пугают деревья.
Они здесь повсюду. Сплетают зеленые ветви, карабкаются по стенам, стучатся в окно.
Как будто просятся войти.
Трепещут дубы, холодеет вода в ручье.
Счастлив, кто в эту пору видит любимых своих.
Книга Талиесина
Дерево ветвилось, как мозг. Оно было точь-в-точь таким же, как на рисунке в учебнике биологии: спутанный клубок нейронов, дендритов, синапсов. Такое же дерево скрывалось у нею внутри, приводило в движение его глаза, пальцы. Сложная конструкция. Тонкая и хрупкая.
Он склонился над страницей и увидел на плотном листе белой бумаги свою тень — она была темно-синяя, ультрамариновая. Боковой гранью грифеля затемнил нижнюю сторону сука, ощущая, как мягкий графит с шорохом скользит по зернистой бумаге. Быстрыми черточками наметил несколько трещин, заштриховал крест-накрест темное дупло в стволе, растер пятнышки лишайника, радуясь умению, скрытому в руках, чувствуя, как в процессе рисования он сливается с деревом воедино.
На бумагу упала капля дождя.
Роберт поднял глаза. Сосредоточенность лопнула, как нитка.
С севера наползали тяжелые черные тучи. Их передний край уже окутывал пологие меловые холмы; Роберт увидел в нем серую кляксу, скрывающую от глаз невысокий горб Мельничного холма и курганы на его склонах.
— Дождь пошел, — сказал он.
Из высокой травы доносились приглушенные звуки музыки.
— Дэн! Мы промокнем!
Тонкая рука извлекала из воображаемой гитары неслышные аккорды.
Роберт огляделся. Неподалеку росли кусты боярышника. Укрыться от дождя можно было только под ними, больше негде. Белая меловая полоска Риджуэйской дороги убегала в обе стороны по обнаженному гребню невысокой гряды. Внизу на много акров колыхались ячменные поля.
Он толкнул ногой Дэниела, лежащего в траве. Тот недовольно привстал.
— Ты чего?
Он сказал это слишком громко, из-за наушников он не слышал своего голоса. Роберт протянул руку и убавил звук.
— Пошли. Есть хочется. Собирайся.
— Прямо посреди самой лучшей песни. — Дэн выключил дисковый плеер и потер онемевшие уши. — И где же твой шедевр?
— Скоро увидишь. Пошли.
— Домой?
— Нет. В Эйвбери.
В эти дни ему не хотелось возвращаться домой. Сегодня вторник, там наверняка будет Мария, а он ее терпеть не мог. Его раздражал ее веселый итальянский стрекот, наполняющий мрачные комнаты. Обойтись без нее они не могли, но он старался пореже появляться дома, когда она была там. Он убрал альбом в рюкзак и плотно закрыл коробку с карандашами.
В высокой траве лежали велосипеды, брошенные друг на друга. Дэн вытащил нижний.
— Еще максимум три урока. И тогда — всё, больше никаких велосипедов.
Роберт усмехнулся. Дэнни уже трижды пытался сдать экзамен на водительские права. Его матушка грозилась, что не станет больше платить за уроки, если он опять провалится, а если все-таки сдаст — она клялась, что не подпустит его к своей машине. Так что в любом случае его заявление казалось слишком оптимистичным.
Дождь накрапывал всё сильнее.
— На Грин-стрит? — спросил Роберт.
— Слишком далеко. Давай лучше на тропу под курганами. А по ней — до дорожки между живыми изгородями.
И прибавил скорость, скрылся вдали, надев наушники и оглушив себя тяжелым металлом. Роберт, потрясенный, глядел ему вслед. Дэн уже забыл. Несчастье произошло три месяца назад, и с тех пор они ни разу не ходили по той тропе.
А может, и не забыл, может, поступил так нарочно. Рано или поздно Роберту всё равно придется снова прийти на то место, и лучше сделать это сейчас, не раздумывая. Он сел на велосипед и, понурив голову, налег на педали.
В полях колыхались маки, красные брызги, словно сошедшие с картин Моне. Те, что росли в траве вдоль тропы, были белые как мел, припудренные пылью из-под колес бесчисленных велосипедов и туристских башмаков. Теперь между ними в пыль падали тяжелые дождевые капли. А в полях колыхались золотистые колосья — предгрозовые порывы ветра потревожили их покой.
Риджуэйская дорога была сплошь изрезана окаменевшими колеями и рытвинами. Велосипеды подпрыгивали и кренились на колдобинах. На дороге, кроме них, больше никого не было; подняв голову, Роберт увидел, что автостоянка на Овертон-Хилл пуста, а под ней на шоссе А4 с ревом проносились грузовики, направлявшиеся к Силбери. На их ветровых стеклах тускло сверкали зловещие отблески надвигающейся бури. Казалось, вся широкая равнина съежилась под порывами беспощадного ветра. Велосипеды свернули на ячменное поле и, погромыхивая, покатились вниз, к курганам. Роберт вдохнул стремительно холодеющий воздух, в котором смешались сладкие запахи летних трав и кисловатый подсохшего конского навоза.
Дэн намного обогнал его. Тропинка уходила вниз между трех курганов, увенчанных темными рощицами буковых деревьев. Он проехал под ними, под круглыми насыпями погребальных холмов; одна сторона кургана была вытерта добела — там ребятишки привязали веревку и, катаясь на ней, скребли ногами по меловой земле. Теперь он ехал прямо против ветра, дождевые капли обжигали лицо; он опустил голову, удивляясь, как резко может меняться погода в этих местах. Дождь уже лил как из ведра, каждая капля была тверда, как дробинка. Футболка спереди промокла насквозь.
Дэн без устали крутил педали. Он терпеть не мог мокнуть под дождем и, не обращая внимания на ухабистую дорогу, на полной скорости закладывал головокружительные повороты. Роберт ехал осторожнее. Рюкзак с пухлым альбомом, битком набитый баночками с красками и коробкой с пастелью, прыгал за плечами и бил по спине; он мчался наперерез через холмы, и некуда было укрыться от косого дождя, пока на пути не появится буйная живая изгородь, тянущаяся вдоль дороги вплоть до Фолкнерова Круга.
