Бойцы молчали.
– Что стоите, как бараны! – вызверился полковник. – Достали СИМ-карты, быстро! И сдали все мне!
Собрав три полные горсти СИМ-карт, керивник сунул пока их в карман.
– Сотовый телефон без СИМ-карты почти полностью безопасен. Его нельзя включить, его нельзя отследить. Если вы пишете флешку – конечно, его потом могут отследить, но только если возьмут этот телефон в руки. Дистанционно – никак. Пятое. Отныне в лагере на занятиях запрещается разговаривать иначе, чем шепотом. За любой громкий разговор будут полагаться палки. На первый раз – десять палок, на второй – двадцать и так далее.
– Пра-а-стит-э-э… – сказал один из земсарадзе.
Брыш недобро глянул на него
– Слушаю.
– Ка-а-а-ак прикажэт-т-т-тэ командоват-т-т…
– Жестово – символьная связь – знаете?
– Не-е-е знаэм…
– Плохо. Придется изучать. Я продолжу?
– Да, конеч-ч-ч-на-а…
– Шестое. Запрещаются все выходы в мисто или куда там еще. По любому поводу. Если у кого есть тут коханна – очень сочувствую. Но вы здесь не для этого. За девяносто дней вы должны научиться убивать и умирать. И с завтрашнего дня начнем подготовку сначала.
…
– Седьмое. Запрещается курение табака. Курящего человека можно учуять за сотню метров, даже если он сейчас не курит. Огонек сигареты ночью виден за километр. Кого поймают курящим, тот сожрет окурок.
…
– Восьмое и пока последнее. Запрещается употребление спиртного. Любого, даже пива. Первый залет – пятьдесят палок, второй – пинок под зад и до свидания. Бухают только москали – всем ясно?
…
– Разойдись!
Андрий Брыш проснулся в два часа ночи – странно, но усталости он при этом не чувствовал… если только совсем немного. Долгая и страшная война научила его спать урывками, сколько можно – и добирать необходимое количество сна при первой возможности. Он мог мгновенно заснуть даже днем, на ярком свете.
Привычно прикрывшись рукой, он отстегнул небольшой клапан на магнитике, который прикрыл циферблат часов. Часы у него были хорошие, марки Traser, но светить ими ночью было нельзя: его лучший друг так получил пулю из винтореза, начисто оторвавшую запястье. Два часа ночи.
Еще два часа – и будет четыре.
Он безошибочно нащупал автомат – где бы он ни спал, он запоминал, куда положил автомат и безошибочно находил его. Так же безошибочно он сменил магазин, пристегнув магазин с трассерами, – он был с двумя полосками изоленты вместо одной. На ощупь нашел пару взрывпакетов. Обуваться было не надо – он уже не помнил, когда последний раз спал без одежды и обуви.
Час волка.
Брыш выбрался из палатки, посмотрел вверх. Через ветки ехидно улыбалась ему луна. В соседней палатке спал Голоднюк, храп было слышно даже через палатку.
Керивник мстительно улыбнулся – а потом, коротко разбежавшись, пробил по палатке с ноги. Заполошный крик прервала очередь трассерами, искры полетели, разбиваясь о стволы сосен и елей.
– Подъем!
Грохнул взрывпакет. Раздалась очередь справа – охоронщики встревожились:
– Подъем! С…, подъем!
Курсанты выскакивали из палаток. Брыш метался меж палаток, стрелял в воздух, сбивал кого-то с ног.
– Подъем! Встать! Встать, козлы! Занять оборону! Спецназ! Здесь спецназ! Подъем! Занять оборону, мать вашу!
Через пять дней неожиданно прибыл Дорош.
Под ним был тот же самый «Блекхок», ловко зависший над горным склоном. С него выпрыгнули сам Дорош, пятерка соколят и еще двое с каким-то мужиком. У того был мешок на голове, и он был явно арестованным.
О прибытии Дорош не предупредил, потому к встрече не подготовились. В этот день керивник давал упражнения на выносливость и вместе со всеми бегал горными тропами, заставляя бегать всех, включая комиссара и его подручных. Тот – уже сдулся и направился обратно в лагерь, держась за бок и злобно оглядываясь…
Когда прогрохотал вертолет, Брыш заорал:
– Лечь! С. а! Лечь!
Кто-то выполнил команду правильно. Кто-то нет. Наказанием за неправильное выполнение упражнения был пинок:
– Встал! Лечь! Встать! Ты куда ложишься, придурок! Свинья! Ты должен занять позицию! А ты что делаешь?!
…
– Придурок! Ты мертв, мать твою! Встал! Теперь лег! Правильно лег!
Когда Брыш привел сотню в лагерь, соколята уже разместились, Дорош о чем-то разговаривал с комиссаром. Завидев керивника, комиссар предпочел ретироваться.
– Слава Украине.
– Героям слава. – Брыш всегда отвечал на приветствие, но тем, кого уважал, а не подонкам. На такие слова – героям слава – имели право не все.
– Ведешь работу с личным составом? – Дорош иронически кивнул на сотню. Кто-то лежал, не в силах поверить, что дошли, кто-то едва передвигался.
– Да.
– И как?
– Дрючить и дрючить.
– Ну, на то тебя и поставили. Отойдем?
Они отошли в сторону, чтоб не слышно было. Курить не стали – ни один. Хотя курили. Да и воздух тут… совсем не тот, чтобы поганить его дымищем.
– Кстати… – Дорош усмехнулся, – твой комиссар на тебя целую телегу написал…
Селюки селюками…
Брыш кивнул:
– Не удивлен. Что пишет?
– Что ты русский шпион, заброшенный к нам для разложения сотни.
Брыш зло прищурился:
– А если так, без смеха – он что тут делает? Сотню готовит? Да ни хрена он ее не готовит. Селюк хренов. А ведь им – за неньку сражаться.
– Ну, понятное дело. Только этот вот хрен – по счастливому стечению обстоятельств – имел брата. А он – из «Небесной сотни»
[65]
. Так что… сам понимаешь.
– У нас война или что?
– Да ты не кипятись. Сейчас я ему мозги на место поставлю. Ты, смотрю, на выносливость напираешь.
– Да.
– Самое то. С завтрашнего дня начинай тренироваться с отягощением.
– Каким?
– Обычный рюкзак, – проводник руками показал предполагаемые размеры, – килограммов сорок. Расстояние… ну, пятнадцать возьми.
Керивник медленно кивнул:
– Понял.
– Хорошо, что понял. Теперь давай мне… этого твоего. Литработника…
– Сам прибежит… только свистни.
Вообще, по меркам любого общения начальника и подчиненного, такой разговор был вызывающим и ни к чему хорошему привести не мог. Но это в мирное время. В военное время ты понимаешь, что люди, которыми ты командуешь, будут умирать за тебя… если захотят. Могут привести тебя к победе, а могут и к поражению. И в случае поражения – тебя вздернут на первом же суку солдаты противника… и такое может быть. Так что не время для отношений «я начальник, ты дурак».
