Книга Обольщение. Гнев Диониса, страница 53. Автор книги Евдокия Нагродская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Обольщение. Гнев Диониса»

Cтраница 53

Я сидела, слушала Латчинова и… чувствовала, что в его словах есть какая-то правда.

– Только лесбиянкой я бы быть не могла. Нет, никогда! – восклицаю я.

– И счастье ваше, что вы не узнали этого секрета. Это при ваших взглядах было бы большим для вас горем. Вас бы потянуло на это, как пьяницу на вино. Вы бы боролись с собой, со своей нравственной чистоплотностью, падали бы и приходили в отчаяние. Ваше счастье, что вы не догадались и встретили Старка. Я повторяю: вы счастливая женщина.

– Значит, по вашей теории выходит, что Старк тоже не догадался, и он мог быть счастлив с бароном Z.?

– Нет, Татьяна Александровна, тут есть один оттенок. Женщины любят именно женщину, а мужчины… Мне неловко объяснить вам это, но барон Z. не мог возбудить в Старке ничего, кроме отвращения и насмешки.

Я молчала.

– Итак, вот моя теория: много на свете людей, переменивших свой пол. Одни знают это, другие и не подозревают. Верна ли моя теория или ложна, не знаю, но, приняв ее, вы не будете ломать голову сами над собой.

Он с минуту помолчал и продолжил с улыбкой:

– Я вас, может быть, удивлю сейчас, но я чувствую себя ужасно скверно и сознаю, что это начало конца. Я недавно обратился к доктору и потребовал правду о моем здоровье. Эскулап решил, что если сделать операцию немедленно, то я проживу долго, если нет, то я имею в своем распоряжении полгода, год – самое большее.

– Александр Викентьевич! Вы согласились на операцию?!

– Нет, мой друг. Я на нее не соглашусь. Доктор обещает мне кончину без особых мучений, и я ни за что не откажусь от удовольствия покончить поскорее со всей этой кутерьмой, называемой жизнью.

Я хочу говорить, умолять, но голос мой мне не повинуется. Я только беру его тонкие руки в красивых кольцах и с тоской сжимаю их.

Он смотрит на меня с таким выражением, которое я видела на его лице один только раз – в памятную ночь, когда Старк увез от меня ребенка. В ту ночь он удерживал меня на постели и говорил: «Бедный друг, пожалейте их: кто знает, может быть, вы им всем нужнее, чем вы думаете. Если бы не они, я бы не стал вас удерживать. У меня сейчас нет ни яду, ни револьвера, но я помог бы вам дойти туда, к скале над морем. Но я знаю, что ваша жизнь нужна для других».

– Останьтесь жить, хоть для нас, ведь вы всегда жили для других! – наконец могу я выговорить.

– Друг мой, я так устал, мне так хочется покоя. Не зовите меня к жизни. Я хотел умереть еще тогда, в Риме.

Я поднимаю голову и со скорбным удивлением смотрю на него. Лицо его сохраняет выражение грусти и нежности, и его рука ласково гладит меня по голове.

– Помните вы день, когда Старк позировал вам в последний раз, когда он был так весел?

Я киваю.

– Так вот, в этот самый день я хотел покончить с собой.

– Но почему? – не понимаю я.

Он задумчиво гладит меня по голове.

– Милый друг мой. Право, я никого из моих друзей не любил так, как вас, сам не знаю почему. Вам одной мне хочется сказать то, что я думал не говорить никому никогда. А что мне хочется говорить, я приписываю моей болезни, моей слабости. Дни мои сочтены, и мне не хочется ничего земного уносить туда. Мне почему-то кажется, что там есть что-то. Конечно, не рай, не ад, но мне представляется невозможным, чтобы моя мысль, память и воображение могли исчезнуть вместе с моим телом. Это кажется мне ужасно глупым, именно глупым. Вы видите, Тата, – позвольте мне называть вас так, – я делаюсь болтлив, как все дряхлеющие и умирающие, но я не могу, я не хочу уносить с собой то, что было и радостью, и мукой для меня… Я безумно любил Старка, Тата, и в тысячу раз больше, чем вы. Я вижу, что вы поражены, но я решил все рассказать вам.

Вы не знали секрета, я его знал с детства, и я хотел сознательно быть чистым, в этом было мое мучение. Ребенком в моих наивных влюбленностях я тоже, как и вы, стремился к объекту одного со мной пола. Но вы переменили пол, а я всегда оставался мужчиной. Когда меня отдали в одно из привилегированных учебных заведений и я увидел разврат между мальчиками моего возраста, я пришел в ужас и отшатнулся от них. У меня были умные, хорошие родители. Они своим воспитанием дали мне хорошие задатки, и я отшатнулся от разврата моих сверстников. Но ужаснулся я гораздо позже: тогда, когда я вырос и возмужал. Ужаснулся, когда увидел, что женская красота ничего не говорит моим чувствам. Ими всецело владело прекрасное тело юноши. Я старался насильно ухаживать за женщинами, заводить интриги, жил с ними и покупал их на один день. Я боялся самого себя, я стыдился себя. Это было самое ужасное время моей жизни. Я принимал этих женщин, как отвратительное лекарство, которым я надеялся вылечиться от моей болезни, от моего позора. Я испытывал то, что должен испытывать нормальный человек, если бы его заставили силой предаваться какой-нибудь извращенности. Но это не помогало. Я решил служить, работать… Но служба и работа продуктивны только тогда, когда ими удовлетворяется жажда денег или честолюбие. У меня не было последнего, а первых было слишком много. Я бросился на науки и на искусство. Но науки доставались мне слишком легко, а искусство… Оно говорило о любви и подчас мучило. Я попробовал физический труд. Прожил два года в толстовской колонии, треть моего состояния отдал окрестным крестьянам. Я старался войти во все это душой, но тело говорило все сильнее и сильнее… В это время родители мои стали настаивать на моей женитьбе, даже нашли мне невесту. У отца умер товарищ, князь Уколов. Князь умер совершенно разоренный, запутанный в долги. Дочь его, княжна Варвара, осталась положительно на улице, и моя мать приняла ее к себе в дом. Я отказался наотрез от этого брака. Мог ли я в угоду матери и отцу изломать жизнь восемнадцатилетней чистой девушки? Но эта девушка сама явилась ко мне в кабинет, куда я ушел после бурной сцены с матерью, и сказала: «Я слышала ваш разговор, я подслушивала. Вы меня не любите, я вас тоже не люблю. Вы боитесь разбить мою жизнь, а я считаю, что вы меня осчастливите. Я не особенно красива и бедна – кто женится на мне? Бедняк? А я хочу богатства и свободы. Ваши родители желают продолжения их рода. Прекрасно, постараемся подарить им наследников. Двоих, я думаю, довольно, если один умрет, другой останется. Если это будут девочки, можно будет при замужестве присоединить к их фамилии вашу, это даже очень красиво – двойная фамилия. А затем не будем стеснять один другого». Я с удивлением смотрел на эту тоненькую девочку, такую чистую и невинную на вид. Я ей это высказал. «Вы не ошибаетесь, – спокойно заметила она, – я совершенно чиста и невинна, но не глупа. Я знаю, что мне надо подумать о своем будущем. Мне всегда хотелось быть богатой». Тогда я ей сказал, что вообще не люблю женщин. «Ах, вы верно…? – и она произнесла греческое слово, так мало ко мне подходящее в прямом смысле, с неподражаемым хладнокровием. – Но это ничего, детей вы все же можете иметь, я это знаю». Она подала мне мысль: а что если я буду иметь детей и в них смысл жизни? Я согласился. Но и эта надежда не сбылась. Жена моя слишком набросилась на светские удовольствия, родила преждевременно мертвого ребенка, и доктора сказали, что надежда иметь детей потеряна навсегда. Когда я пришел навестить мою жену после родов, она мне сказала: «Я очень виновата перед вами, Александр: я не берегла себя и вовлекла вас в невыгодную сделку. Нельзя ли это поправить? Не можете ли вы прижить ребенка с другой женщиной, я имитирую беременность и роды?» «Это уж уголовное преступление, – ответил я ей, – ваша добросовестность заводит вас слишком далеко. Помиримся с обстоятельствами». Мы прожили с ней под одной крышей много лет, сходясь за обедом, принимая гостей. Ездили вместе в театр и в гости. Мы даже с удовольствием беседовали по вечерам. Она была сухая, но не глупая женщина, ее злой ум мне нравился. Нас даже считали дружной парой. Были ли у нее увлечения? Не знаю. В свете ничего о ней не говорили. Мне приходилось в обществе встречаться с людьми, пробуждавшими во мне внезапное чувство любви, но что я должен был делать? Если бы я открыл перед женщиной свою страсть к ней и она не захотела отвечать на эту страсть, то все же мое безумное объяснение она вспоминала бы с улыбкой снисхождения, а может быть, и с невольным вздохом. А юноша? Порядочный юноша! Он бежал бы от меня с отвращением и ужасом, в лучшем случае со смехом… с тем самым смехом, которым смеялся тогда Старк при воспоминании о бароне. Тата, Тата, счастливы вы, что вы себя не поняли, что случай свел вас со Старком. Судьба исправила ошибку природы, она не захотела лишить вас счастья изведать разделенную страсть!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация