Руководитель «Орлят» слышал о мощной подпольной организации «Серебряный зигзаг» в Варшаве, ссориться с которой не стоило ни в коем случае. Он догадался, кем может быть невзрачный господин, поэтому ценой немалых усилий через пару одиозных личностей с лычаковского городского дна договорился-таки о встрече с очень опасным украинским боевиком.
Послать на встречу решил Грица Суржака. Тот был наполовину украинцем и в ячейке крутился довольно давно, нареканий не вызывал. После короткого инструктажа посланник «Орлят» отправился на задание и вот уже несколько часов не давал о себе знать. Должен был уже вернуться или, в крайнем случае, позвонить, но не сделал ни того ни другого, словно в воду канул.
Пан Станислав нервничал. Раскуривая сигару — конечно, не «Гавану», всего лишь «Патрию», да где сейчас настоящих сигар взять? — одновременно пытался беседовать с учителем гимназии Дворжецким. Но мысли витали далеко от уютного зала на втором этаже родового особняка Пожацких, и пан Станислав то и дело терял нить беседы. Слава об оуновцах в рядах умеренно недовольной польской интеллигенции ходила самая дурная.
В это время очаровательная панна Зося принялась рассказывать какую-то поучительную и патриотическую историю, привлекая внимание молодёжи: двух барышень и трёх юношей-студентов. Учитель Дворжецкий отошёл за рюмкой конька, служащий ратуши Павловский громко заспорил с бывшим предпринимателем Сапехой о роли отдельной личности в историческом процессе.
На миг Пожацкий остался один и потому увидел первым, как резко, словно от удара ногой, распахиваются двери в зал. Воздух неожиданно стал вязким, будто кисель, и движения объектов в этой новой среде замедлились, но были различимы до мельчайших деталей, с поразительной чёткостью. Врываются люди в длинных плащах и кепках, надвинутых на глаза. А в руках у них немецкие автоматы. И люди эти, не произнеся ни слова, не издав ни звука, начинают стрелять. Бьются на дульных срезах огненные бабочки, веером летят стреляные гильзы, но грохота пальбы почему-то не слышно. А может, это он, Станислав Пожацкий, уже ничего не слышит, не ощущает, не понимает? Выплёскивается вдруг кровавый фонтан из головы учителя Дворжецкого, и рука его безвольно роняет рюмку с коньяком. Некрасиво распяливает в беззвучном крике рот панна Зося, но пули сбивают её с ног, тело валится куда-то под сервированный стол. Летят осколки сервиза, лопаются вазы с фруктами… Барышни, юноши-студенты, Павловский с Сапехой — все дёргаются, как в конвульсиях, и пространство вокруг окрашивается красным… И что-то горячее бьёт его в плечо, а потом в бок, а потом…
— Гранату добавь! — кричит один из «плащей» другому, на ходу меняя магазин в МП-38.— И уходим!
— Ага! — откликается тот.
Он швыряет в зал с расстрелянными людьми лимонку. Сам прячется за притолоку.
Взрыв! Визг осколков!
Налётчики покидают особняк так же быстро и слаженно, как атаковали. В здании начинается пожар, рыжие языки пламени вырываются из высоких стрельчатых окон второго этажа, дымом заволакивает этаж: первый.
От ограды с визгом резины срывается чёрный «адлер». Завтра его обгорелый остов найдут на другом конце города, за вокзалом, на заброшенной железнодорожной ветке.
4
Под штаб Третьей гвардейской дивизии заняли Дом инвалидов. Решение напрашивалось само собой — здесь и удачное расположение на краю города, среди относительно разреженной застройки, и наличие рядом полигона, и обширная лесопарковая зона, примыкающая к зданию с запада, можно в случае чего организовать мощный оборонительный рубеж:.
Да и правду сказать, усталым от баталий и ратных трудов отставникам грандиозное строение давало приют давным-давно, ещё при австрийцах. Последнее время здесь квартировали подразделения Войска Польского.
Двуглавого орла Габсбургов давно сменили одноголовым польским, но статуи, окружающие герб: статного мужчину, достающего меч из ножен, и женщину с пальмовой ветвью и в лавровом венке, — не тронули. Как и большое количество барельефов, расположенных по фасаду. Когда в город вошёл двадцать второй полк, и вид настоящей средневековой крепости с зубчатыми башнями поразил воображение комполка полковника Рожецкого, он велел польского орла заменить двуглавым, но уже российским, вывесить на стенах триколоры и заселяться.
Одна из четырёх башен отошла командиру дивизии генерал-майору Стукалову, назначенному военным комиссаром Львова, остальные заняли штабы и командиры полков. В крыльях, отходящих от основного здания, разместили тыловые службы с их начальством.
Все уже знали, что Стукалов назначен временным военным комиссаром Львова, но сам он ещё не прибыл. Ждали со дня на день. А по прибытии комдива разместили в одном из четырёх — самом мощном — бастионе Цитадели. Были тому причины.
На свободном пространстве между парком и полигоном стал временным лагерем один из батальонов двадцать второго полка с полковым имуществом. К зиме здесь собирались отстроить основательную казарму с подсобными помещениями. Русские офицеры немедленно приступили к использованию готовых плацев и стрельбищ для тренировки и муштры бойцов. Солдат не должен бездельничать и скучать: от этого теряется боевая выучка. Мало ли что город сдали без боя. Враг рядом, и он не дремлет. Об этом помнили все.
На полигоне, ближе к Клепаровской улице и железной дороге, расположился Отдельный тринадцатый танковый батальон, имевший в своём составе два десятка лёгких «Витязей» и пятнадцать тяжёлых «Держав». Впрочем, в парке находились не все машины, часть танков постоянно дежурила у комендатур, разбросанных по городу.
Рядом разместились артиллеристы и зенитчики.
Остальные батальоны двадцать второго и двадцать первого полков рассредоточили поротно, разместили во временных казармах и придали усиленным комендатурам: в районе Левандовки, около вокзала, в Краковском и Галицком районах, в Новом Свете. Вблизи дороги на Станислав, в Мазуровке, Лонзановке и Кайзервальде. Укреплённая застава на дороге в направлении Луцка и гарнизон, разместившийся на Фридрихковке, ближе к железнодорожной станции Львов-Клепаров замыкали кольцо безопасности города.
Двадцатый полк охранял подступы к городу с южной и юго-западной стороны.
С приближением российских войск многие львовяне, особенно поляки, покинули город. Закрылись конторы и банки, магазины, кафе стояли с запертыми дверьми и плотно занавешенными витринами. Погасли огни ресторанов и кинематографа. По улицам разъезжали бронемашины «Сокол», вышагивали вооружённые патрули. В вечернее время комендантский час сковал улицы, словно лютый мороз.
Однако все эти строгости довольно скоро отменили. При содействии военных комендантов создали районные советы самоуправления — преддверие новой жизни. Довольно скоро сюда потянулись коммерсанты различного калибра, мелкие служащие и владельцы небольших предприятий. Брали разрешения на торговлю и производство. Вновь оживали магазины и кафе, рестораны и кинотеатры, конторы и мастерские. Возобновили движение львовские трамваи.
