Дженни убрала с его лба черную прядь и снова посмотрела ему в лицо. На его щеках пробивалась темная щетина и кое-где виднелись тонкие прочерки шрамов. Сколько же всего она о нем не знала и, вероятно, не хотела бы знать!
Предположим, что Кейн и впрямь был странствующим фотографом, кочевавшим из города в город и предлагавшим людям свои услуги. Но он отлично владел оружием и носил его со знанием дела, хотя никогда этим не кичился. Почему-то род его занятий не соответствовал тому представлению о нем, что сложилось у Дженни. Возможно, он и в самом деле был тем, за кого она приняла его с первого взгляда — обыкновенным бандитом. Возможно, он был вынужден скрывать свое истинное имя. Но если это так, тогда почему он не боялся представителей власти?
Дженни тихонько вздохнула. У нее накопилось множество вопросов, и она не знала, как на них ответить. Но она почти не сомневалась: очень скоро они найдут Джонни и тогда, возможно, она кое-что узнает о своем спутнике.
Глава 14
— Я ошибался, — изрек Кейн, в задумчивости глядя на костер, обложенный камнями.
— Ошибался? — Дженни взглянула на него вопросительно. — В чем именно?
— Теперь я окончательно понял, что я просто хищное животное. Прежде я в этом сомневался, но сейчас точно знаю: я хищник.
Дженни невольно рассмеялась:
— Неужели ты раньше сомневался в этом? Кейн расплылся в улыбке:
— Не искушай судьбу, женщина. Если я тебя до сих пор не бил, то это не значит, что не побью.
— Я ужасно тебя боюсь! — воскликнула Дженни и снова рассмеялась.
— Вот и хорошо.
Кейн насадил на палку два куска мяса и подержал над огнем, пока мясо не зашипело и не покрылось румяной корочкой.
— Что это за мясо? — спросила Дженни, осторожно снимая с импровизированного шампура свою порцию.
Кейн пожал плечами:
— Лучше не спрашивать.
Дженни вздохнула и с сомнением посмотрела на свой ужин.
— Не волнуйся, от этого не умрешь. Я же его ем. — Кейн взял свой кусок и отправил в рот. — Видишь?
Дженни по-прежнему колебалась. Наконец, последовав примеру Кейна, начала жевать. Минуту спустя пробормотала:
— Надеюсь, что я от этого не скончаюсь. — Поднявшись на ноги, она ополоснула в ручье жирные пальцы и снова уселась у костра. Покосившись на своего спутника, сказала: — Должно быть, в детстве тебя приучили к самой разнообразной пище.
Кейн кивнул:
— Совершенно верно: я ел все, что было съедобным. Пищи никогда не хватало, а зимой бывали времена, когда младенцы умирали от недоедания, а мы мучились от голодных спазмов. Я видел, как несчастные люди в отчаянии жевали кожу. Черт, я и сам ел свои сапоги.
Дженни какое-то время молча переваривала услышанное. Об этой стороне жизни Кейна она даже не догадывалась.
— Где ты вырос? — спросила она наконец.
— Под луной и звездами. — Он сделал рукой широкий жест. — Ветер качал мою кроватку, а койоты пели колыбельные песни.
— Ты рос без родителей?
Кейн какое-то время молчал, наконец проговорил:
— Об этом трудно рассказывать. Не все способны понять…
— Я постараюсь. Расскажи.
Смерив Дженни долгим взглядом, Кейн тяжко вздохнул. Он уже привык к тому, что его рассказы повергали женщин в ужас — в этих случаях все слушательницы реагировали одинаково.
Поправив ногой угли в костре, Кейн заговорил — он говорил тихо и бесстрастно, словно читал молитву.
— Всю мою семью вырезали команчи, когда мне было двенадцать или тринадцать лет от роду. Приняв и меня за мертвого, они бросили меня на руинах нашего дома. Вероятно, я не выжил бы, если бы не Данза. Он нашел меня и по какой-то необъяснимой причине не прикончил, а забрал с собой и отвез в свое племя. Возможно, потому, что ненавидел команчей. Во всяком случае, так он говорит, но я склонен верить, что он не способен убить человека, не посягнувшего на его собственную жизнь. Как бы то ни было, Данза доставил меня к своей матери, и она выходила меня. Когда я достаточно окреп, то остался с ними. Никто особенно не возражал, и я делал все, что было в моих силах, чтобы приносить в вигвам еду. Апачи воспитывают своих мальчиков не фермерами, как наивно полагает правительство Соединенных Штатов, а воинами. Именно этим они всегда занимались, именно за счет этого и жили. С возрастом и я научился совершать налеты. Поначалу нас, мальчиков, держали в последних рядах, потом стали позволять присоединяться к воинам и увозить похищенных животных. Когда мы хорошо усвоили урок, нам разрешили участвовать в набегах наряду со взрослыми.
Кейн замолчал и искоса взглянул на Дженни, чтобы оценить ее реакцию на сказанное. Увидев, что она смотрит на него с нескрываемым интересом, он продолжил:
— Мы нападали на деревни команчей, а также на фермы и ранчо мексиканцев или белых. Мы убивали людей и уводили скот. Я, как и все, коллекционировал скальпы.
Он снова сделал паузу. Несколько минут в тишине слышалось только журчание ручья. Глядя на огонь, Дженни размышляла о том, что должен был чувствовать мальчик, брошенный на произвол судьбы и самостоятельно боровшийся за право жить. Было ли ему страшно? Тосковал ли он по своим родителям? Смогла бы она выжить, если бы оказалась на его месте?
— Тебе, наверное, первое время было очень трудно? — проговорила она наконец.
Кейн пожал плечами:
— Да, пожалуй. Если бы не Данза, я, вероятно, не выжил бы.
— А я назвала его грубым дикарем! Кейн усмехнулся:
— Ну и что? Мужчины — независимо от цвета кожи — все иногда бывают грубыми дикарями. При определенном стечении обстоятельств. Так что цвет кожи не имеет значения. Порой я думаю, что самое трудное — выяснить, на что мы способны ради достижения собственной цели.
Дженни смотрела на него широко раскрытыми глазами. Вероятно, впервые со времен детства Кейн не увидел на лице своего собеседника ни осуждения, ни страха, порожденного предрассудками. Она воспринимала его таким, каким он был, и искренность ее взгляда вызвала в нем чувство неловкости и даже тревогу. Он не знал, как на это реагировать, потому что привык к антипатии, к страху и отвращению со стороны представителей своей расы. Только Данза принимал его таким, каким он был на самом деле, только Данза по-настоящему его понимал. И вот теперь еще один человек отнесся с пониманием к тому, что он делал, и принял его таким, каким он был, и этим человеком оказалась женщина. Он всегда думал, что будет весьма польщен, если подобное когда-либо случится, однако теперь ничего такого не чувствовал. Пристально взглянув на Дженни, Кейн вдруг заявил:
— Я долгое время оставался с апачами, и мое копье украшали скальпы такого же цвета, как твои волосы. Тогда это не имело для меня никакого значения, как, впрочем, и сейчас.
