Ханна сидела у догоравшего костра, глядя на последние всполохи – белые, оранжевые, красные, желтые, голубые. Потрескивали сосновые ветки.
На землю спускалась ночь с ее таинственными пугающими звуками. Девушка улыбнулась, вспомнив, как испугалась, увидев два светящихся глаза.
Бросив взгляд на Крида, Ханна со вздохом поднялась и направилась к озеру. Остановилась на илистом берегу и прислонилась к вековому кедру.
Воздух был наполнен запахом кедровой смолы. Девушка заворожено смотрела на озеро, на его гладкой поверхности отражалась полная луна. На горизонте, залитые ее серебряным светом, вырисовывались пики гор. Изредка налетал легкий ветерок, пробегая по ветвям деревьев и волнуя озерную гладь.
Ханна закрыла глаза и представила себе, что находится в Джубили. Ночь. Джошуа готовит очередную проповедь, а она отправилась к реке Кутенэ. Вокруг тишина и покой. Именно таким осталось в памяти их поселение.
Слезы потоком хлынули из глаз. Ханна закрыла лицо руками и постаралась успокоиться. Но не смогла. Рыдания рвались наружу. Куда девались се сила воли и выдержка? Вера в предопределенность свыше? Она одинока и покинута. Такая же маленькая и беспомощная, как и детишки, которых она опекает.
Девушка опустилась на землю, тихонько плача, плечи ее вздрагивали. Она оплакивала отца и других жителей поселка, оплакивала свою судьбу. Да, конечно, она спаслась от смерти. Но не спаслась от страданий и горечи, от тоски по близким, которых никогда больше не увидит. Как несправедливо, что она выжила, а отец погиб! Ведь он так верил в силу Господа!
Ханну охватил гнев, и она подняла глаза к небу. Луна показалась ей блестящей монетой. Девушка в ярости сжимала кулаки. Почему Господь забрал к себе Джошуа Магуайра? Почему позволил индейцам надругаться над женщинами и стариками? Его детьми. Почему не покарал разбойников? Почему, почему, почему?
Невольный крик ярости сорвался с ее губ, и она припала лицом к земле, вдыхая ее запах. Она ободрала колени и локти об острые камни и наслаждалась этой болью, упивалась ею. Так женщины Израиля и индейские женщины в исступлении бьют себя в грудь, заливаясь слезами, сидят на горячей золе, только бы унять боль утраты.
Из ее груди вырывались протяжные стоны. Вдруг она почувствовала, что кто-то обнял ее за плечи, и попыталась высвободиться.
– Оставьте меня! – выкрикнула она сквозь рыдания.
– Нет, Ханна… мисс Ханна. Позвольте помочь вам. Я знаю, как вы страдаете…
Ханна вырвалась из его рук:
– Вы ничего не знаете о моих страданиях! Он был для меня всем. А теперь его не стало!
Крид опустился рядом с ней, его темные глаза сверкали, но тон был спокойным и мягким:
– Я понимаю, что вы чувствуете. Но боль со временем утихнет, если не исчезнет совсем. Мотая головой, Ханна шептала:
– Нет, нет, боль не утихнет, не исчезнет.
– Она утихнет, поверьте, Ханна. – Он пожал плечами и продолжил: – Вы же знаете, что я прав.
– Знаю? Что вы правы, мистер Крид Брэттон? – Ханна встала на колени, глаза ее горели, словно у безумной. – Мне кажется, я ничего не знаю, не могу отличить правду от лжи. Не знаю, кто прав, а кто – нет.
Крид нежно коснулся ее щеки:
– Вы знаете, где правда, Ханна. Знаете. Она исступленно замотала головой, и волосы упали ей па лицо.
– Нет, не знаю. Пытаюсь понять, но сомнения не дают мне покоя. О Господи, если бы вы знали Джошуа Магуайра! Он был таким сильным, так беззаветно верил, а я… я всегда была слабой. Сколько раз он показывал мне единственно правильный путь…
– Послушайте, – перебил ее Крид, – когда, наконец, вы перестанете себя корить? Если хотите посыпать голову пеплом, отлично, но тогда найдите для этого достойную причину.
– Как будто вы ее знаете, эту причину! – вспылила Ханна.
– Не будьте ханжой и лицемеркой, – гневно произнес on. – Почему вы казните себя за слабость?
– Почему я казню себя? Да вы представления не имеете, каким должен быть человек, каким его призывает быть Библия, мистер Брэттон!
– Может быть, вы и правы. Но я достаточно знаю жизнь, мисс Ханна Магуайр. Знаю, что, если вы не прекратите себя жалеть и казнить, долго не продержитесь. – Крид положил ей руки на плечи и хорошенько встряхнул. Девушка поднялась на ноги. Одеяло упало на землю. – Послушайте, остановитесь на мгновение и подумайте о том, что вы с собой делаете. Думаете, ваш отец обрадовался бы, узнай он, как вы несчастны?
– Не это печалит меня, мистер Брэттон!
– Нет, это. Ведь вы вините себя в том, что не умерли там, вместе с ними, верно? Он словно прочел се мысли.
– Откуда… Я… Да, да. Но откуда вы знаете? Пропустив ее вопрос мимо ушей, он сказал:
– Перестаньте себя жалеть и упрекать во всех смертных грехах, которые совершили и которых не совершали. Ваш отец не одобрил бы этого. Плачьте, если вам хочется, плачьте. Но только по достойной причине. – Он привлек ее ближе к себе. – Это нормально.
Ханна снова заплакала, спрятав лицо у него на груди. Крид подумал, что и ему не мешало бы поплакать. Он понимал ее чувства, потому что сам пережил нечто подобное. Сначала горечь и боль, потом – яростный гнев. Горечь разъедала его душу, как соляная кислота, и превратила в человека жестокого, черствого, единственной целью которого было выжить. Эта женщина не станет сильнее от своего гнева. Она еще ребенок. Гнев поглотит ее. А ему бы этого не хотелось. Что-то влекло его к ней. Она разбудила в нем давно уснувшие чувства. Лучшие чувства.
Ханна судорожно вздохнула и ощутила запах табака и кожи. Прижавшись к Криду щекой, она слышала ровные удары его сердца, и это вселяло в нее покой.
Откинувшись назад, Крид смотрел на нее. В ее взгляде опять сверкало то волшебство, которое манило его. Он готов был утонуть в глубине ее глаз. Знает ли она, как хороша? Он не раз задавал себе этот вопрос.
Знала бы она, какие чувства он к ней питает! Да, он хотел се. Страстно хотел. Хотел сжать в объятиях и не отпускать, гладить ее нежную шею, плечи и… Успокоить ее поцелуями. Но он не может сказать ей об этом. Да и надо ли?
Ханна прижалась к нему, обвила его шею руками. Сам Бог, казалось, велел поцеловать ее в этот момент.
Когда его губы скользнули по ее губам, Ханна прикрыла глаза. Она жаждала его ласк. Почувствовав это, он крепко прижал ее к себе. Ханна забыла обо всем на свете, даже о детях. Остался лишь Крид и его объятия.
Сначала его поцелуй был почти братским. Но потом стал более настойчивым, жарким и страстным. Из груди девушки вырвался слабый стон.
Этот поцелуй вызвал в ней бурю еще неизведанных ею чувств, заставил ее кровь пульсировать с бешеной скоростью. К такому шквалу страсти она не была готова, и ее охватил страх.
Девушка слегка отстранилась, губы ее дрожали.
