– И разочаровывает? – негромко предположит Джексон.
– Все будет в порядке. – Тах вопросительно наклонил голову. – А вы пришли во вражескую цитадель?
– Грег Хартманн мне не враг.
– А! Тогда вы согласны выйти из гонки и передать своих делегатов сенатору?
Джексон рассмеялся.
– Доктор, вы меня опередили! Мы не могли бы поговорить?
Он указал на диван, стоявший у стены на верхней галерее. Корреспонденты «Ассошиэйтед пресс», «Тайм», «Сан таймз» и «Пост» начали описывать круги, словно барракуды. Верная Стрела (Straight Arrow), туз-мормон из Юты и телохранитель Джексона, устремил на них немигающий взгляд. Известие о сенсационной новости Тахиона быстро распространилось среди работников охраны. Наметанный взгляд такисианца выделил в фойе немало людей со скрытым оружием.
– А в вашем номере разговор не получился бы более приватным? – сухо осведомился Тахион.
Усики приподнялись в белозубой улыбке.
– Я не стремлюсь к приватности. Пусть себе гадают.
Тахион немного поколебался и решил, что, возможно, они с преподобным Джексоном могут быть друг другу полезны. Конечно, кто-то может подумать, будто Тахион засомневался, стоит ли ему и дальше оставаться сторонником Хартманна. Зато другие могут предположить, что Джексон готов поддержать Хартманна.
Они уселись на диван: высокий негр и миниатюрный инопланетянин, подвернувший под себя одну ногу.
– Я хочу, чтобы вы стали моим сторонником, – прямо заявил Джексон.
– Вот так – раз, и все?
– Да, раз, и все. Я самый логичный кандидат, который бы представлял интересы джокеров и тузов. Вместе мы смогли бы построить новый мир.
– Я здесь уже сорок два года, преподобный, и все еще жду этого нового мира.
– Вам не следует поддаваться цинизму, пессимизму и отчаянию, доктор. Я такого от вас не ожидал. Вы борец, как и я. – Тахион ничего не ответил, и Джексон продолжил: – У нас одни и те же интересы.
– Вот как? Я хочу, чтобы мои люди были защищены. Вы хотите быть президентом.
– Помогите мне стать президентом, и тогда я смогу защищать ваших людей. И всех других тоже. – Он хмуро посмотрел вдаль. – Доктор, мои предки попали в Америку на кораблях работорговцев. Вы прилетели сюда на космическом корабле. Но сейчас мы с вами в одной лодке. Если президентом станет Барнет, нам всем будет плохо.
Тахион покачал головой – скорее недоуменно, чем отрицательно.
– Не знаю. Грег Хартманн был нашим другом двадцать лет. С чего мне сейчас его бросать?
«Помоги мне. Убей меня. Поверь мне».
Он безжалостно заставил эти голоса замолчать.
– Потому что ему не победить. Сенатор просто оттягивает неизбежное. Мне сообщают, что на съезде возникают группировки «Кто угодно, лишь бы не Хартманн». Если уж Грег Хартманн не может остановить Лео Барнета, то у Дукакиса это тем более не получится.
– А у вас получится?
Уверенная улыбка, которая электризует страну. Мощная, словно вольтова дуга.
– Да, получится. – Улыбка погасла, и он пристально посмотрел на Тахиона. – Я понимаю. Я знаю, каково это – когда от тебя отказываются, когда над тобой издеваются и говорят, что ты никто и ничто и никогда никем не станешь. Я это понимаю.
Он стиснул Тахиону плечо.
Тахион положил ладонь на руку Джексону. Такие же безупречно ухоженные ногти, такие же длинные изящные пальцы, только белые на черном.
– Если говорят, что вы с Барнетом служите одному богу, то почему ваши боги такие разные?
– Хороший вопрос, доктор. Очень хороший вопрос.
Планер «Летающий туз» с тихим вздохом сел на кафельную плитку у ног Тахиона. Он поднял его и указательным пальцем погладил выдавленный на игрушке белый шарф. Джексон воззрился на нарисованное черное лицо. Его рука рефлекторно поднялась – и он провел пальцами по своей щеке.
– Вы не хотите меня поддержать из-за верности Хартманну или потому, что я черный?
Тахион стремительно вскинул голову:
– Пылающие небеса! Нет! – Он встал. – Поверьте, преподобный, если я вдруг решу прекратить поддерживать Грега Хартманна, то выберу именно вас. Видите ли, сила вашей харизмы почти такисианская.
Джексон улыбнулся:
– И это надо считать комплиментом?
– Высочайшей пробы, преподобный. Высочайшей.
12.00
Доставленный Грегу в номер ланч стоял нетронутым на журнальном столике. На вопящий телевизор никто внимания не обращал. Тах сидел на диване, словно чертов деревянный божок.
Грег слышал голос Кукольника, опасно близкий к поверхности и смешивающийся с насмешливым хохотом Гимли. От него требовалась полная сосредоточенность, чтобы не утонуть в этой подсознательной болтовне и не произнести что-то такое, что выдаст раздирающий его конфликт.
Что самое неприятное, Грег боялся, как бы Кукольник снова не начал говорить вслух.
Он беспокойно ходил вдоль окон и постоянно ощущал на себе взгляд фиолетовых глаз Тахиона: оценивающий, осуждающий, холодный. Грег понимал, что слишком много говорит, однако движение и монолог вроде бы помогали сдерживать Кукольника.
– Последнее голосование принесло Барнету еще сто голосов. Сто! А мы прибавили сколько? Двадцать, двадцать пять? Кому-то надо начать затыкать дыры, доктор. Дьявол! Чарльз сказал, что говорил со штабистами Гора и те сказали, что Гор планирует остаться в гонке. Господи, ведь это было уже вчера вечером! Значит, Барнет обещал ему вице-президентство в качестве платы за делегатов. У нас половина прессы вякает насчет движения «Кто угодно, лишь бы не Хартманн», а это значит, что кто-то из неопределившихся делегатов начнет этому верить. Барнету эта чушь уже помогла, Дукакис улыбается, жмет руки и ждет тупика или выгодного предложения.
– Я все это знаю, сенатор, – отозвался Тахион с некоторой нетерпеливостью в голосе, складывая изящные руки на коленях.
– Так давайте что-то по этому поводу делать, черт побери!
Хладнокровное высокомерие инопланетянина вывело Грега из себя, а с его раздражением оживился Кукольник.
«Нет, идиот! – сказал он своей способности. – Не при нем же! Прошу тебя!»
– Я делаю что могу, – проговорил Тахион четно и отрывисто. – Запугивание своих сторонников вряд ли вам что-то даст, сенатор. Особенно в кругу ваших друзей.
У Грега не было «друзей», не было наперсников – если не считать Кукольника. Он подозревал, что Тахион такой же. Они использовали обращение «друг», но в основном это было результатом политических и общественных связей, возникших в шестидесятые годы, когда Грег был членом муниципального совета, а позже – мэром Нью-Йорка. Грег оказывал Тахиону услуги, Тахион отвечал тем же. Они оба заняли либеральные позиции. В этом они были друзьями.
