Джек подумал, что это, возможно, меняет дело. Он полез в карман пиджака за зажигалкой и дал ей закурить. Она втянула дым и судорожно закашлялась. На глазах у нее появились слезы.
– Господи! – просипела она. – Что это такое?
– То, что я привык курить в армии.
– Я в колледже курила только легкие. «Карлтон». Не надо бы мне снова начинать. О черт!
Она загасила сигарету таким жестом, словно вгоняла кинжал в своего злейшего врага.
– Выпей. Этого и хватает надольше.
Джек сделал знак официанту. Он решил, что хотя бы выведет эту непредсказуемую особу из игры на несколько часов, а может, и на всю ночь. А вдобавок и трахнется.
Он посмотрел на Сару – и тут ему в голову пришла идея.
Может, ее получится вывести из игры на гораздо более долгий срок, чем он сначала подумал.
На северной автостраде машин было множество, но Тони без труда вел свой черный «Ригал». Спектор был рад, что они будут обедать не в «Мариотте». Подальше от отеля у него будет гораздо меньше шансов оказаться узнанным. На Тони был сшитый на заказ темно-синий костюм и галстук в тон. Спектор был в сером. От его костюма все еще пахло магазином.
– Куда едем? – поинтересовался Спектор.
– В «Ла Гротту». – Тони стремительно пересек две полосы, чтобы оказаться на съезде. – Если смогу довезти нас туда живыми. Тебе понравится. Лучшая итальянская кухня в этом городе. В Нью-Йорке, конечно, лучше, но тут приходится брать что дают.
– Ага. Спасибо, что меня пригласил. Знаю, что ты сейчас очень занят.
– Я же тебя целый век не видел, приятель. У тебя приоритет. – Тони улыбнулся.
Сколько Спектор знал Тони, эта улыбка неизменно превращала женские сердца в воск и располагала к нему мужчин. Трудно было ему не симпатизировать.
– Как ты оказался у Хартманна?
Спектор хотел, чтобы Тони говорил о себе: тогда он не будет задавать слишком много вопросов.
Тони пожал плечами.
– По совершенно невероятному стечению обстоятельств. Я получил кредит и поступил на юридический факультет. Занялся местной политикой. Просто несколько раз оказался на выигравшей стороне. Кто-то из лагеря Грега меня заметил… и к тому же я из этнической группы. Это тоже не мешает.
– Плюс ты во всем хорош. И всегда был. Попадал в цель, умел клеить девчонок. – Спектор улыбнулся. – Черт, ты мог добропорядочную католичку уговорить раздеться быстрее, чем мы остальные успевали причесаться.
– Грех тратить впустую данный богом талант. – Тони погрозил Спектору пальцем. А ты ведь знаешь, что я изо всех сил стараюсь не грешить.
– Точно. – Спектор посмотрел в окно. Над вершинами деревьев собирались темные тучи, кое-где под ними уже виднелись темные пятна: там уже начался дождь. – Похоже, мы вымокнем.
– Друг мой, ради такого обеда ты согласился бы переплыть Гудзон! – Тони издал довольный вздох. Посмотрев на Спектора, он поцеловал себе кончики пальцев. – Верь мне.
Загрохотал гром.
– Я тебе верю, старина.
Спектору было жаль, что обратное заявление было бы неправдой.
19.00
Он резко проснулся, переполненный чувством радости. Или, может быть, «переполненный» было неподходящим словом. Он был пуст, он парил высоко над землей, наконец избавившись от бремени и тревог двухлетней давности.
Тах отбросил ногой смятое одеяло. В комнате густо пахло потом и сексом. С разочарованием он заметил, что кровать пуста. Он сел – и успокоенно откинулся на изголовье кровати, услышав звук спускаемой воды.
Флер прошлепала в комнату. Ее пышная грудь колыхалась. Заметив, что он не спит, она скрестила руки на груди.
– Не надо. Мне нравится на тебя смотреть.
– Ты язычник!
– Да. А ты – куртизанка.
Она отодвинула занавеску и выглянула в окно.
– Это не слишком любезно.
– А это был не комплимент. Почему ты не вышла замуж?
– Откуда ты знаешь, что не вышла?
Она прислонилась к стеклу, пристроив ягодицу на узкий подоконник.
– Я не ощущаю, чтобы ты была замужем.
Она напряглась:
– Ты читал мои мысли?
– Нет.
– Ты пытался, во второй раз.
– Я и в первый бы попытался, но был слишком сосредоточен на том, чтобы остаться… э… жестким.
– Не читай мои мысли!
– Ладно. Для меня это улучшает секс, но – ладно.
– Мне противно, что ты можешь так вторгаться в других.
– Флер, позволь тебе напомнить, что я не читал твои мысли. Я ощутил твое сопротивление и ушел. Я очень воспитанный человек, не говоря уже о том, что я обаятельный, красивый и остроумный… – Ее мрачное лицо не стало светлее, и он смущенно замолчал. Взяв с тумбочки фляжку, он сделал глоток. – Твоя мать так мечтала о твоем будущем. Что у тебя будет муж, дети, счастье.
– Я не хочу о ней говорить.
– Почему?
– Это давняя история. – Она скользнула в постель и потянулась к его члену. – Я хочу, чтобы ты был в постели со мной, а не с ней.
Спектор распустил ремень на одну дырку. Он взял салат и тушеную ягнятину. Тони назвал ее «Спеццатино де монтоне» и попробовал кусочек, проверяя, соблюдено ли качество. Сам Тони взял курицу с миндалем, а в качестве гарнира – рис со сливочным маслом. Они разделили на двоих десерт – штрудель с заварным кремом – и Спектор почувствовал, что больше в него не влезет. Он не привык к такому количеству еды, и сейчас ему казалось, что она забила ему желудок и пищевод до самого горла.
Тони вздохнул:
– А я тебе говорил!
– В полном соответствии с рекламой.
Спектор допил вино, остававшееся у него в бокале.
– Нас так заняла еда, что я даже не успел спросить, что именно ты лоббируешь.
Спектор напрягся. До этого момента они говорили о прежних соседях, девочках, баскетболе и о том, что с кем случилось. В школьные годы Тони был его единственным настоящим другом. Нет, Спектора не ненавидели – его просто не замечали. А вот Тони был само обаяние. Их дружба выглядела странной, но все равно была тесной. Вопрос Тони напомнил ему о том, что он приехал убивать Хартманна. Этот факт обойти было невозможно.
– Давай скажем так: мои наниматели не разделают всех позиций сенатора.
Спектору не хотелось лгать, но и правду говорить он не имел ни малейшего желания. Лучше найти некий компромисс.
Тони кивнул и подобрал вилкой последние крошки штруделя.
– Не хочешь говорить – не надо. Ты как относишься к жертвам дикой карты? Я имею в виду твое личное отношение.
