Однако эти самодовольные идиоты с ним спорили. Их рты шевелились, красные десны и языки контрастировали с черными и белыми лицами.
– Говорю вам, преподобный занят. У вас встреча не назначена, – терпеливо повторил черный помощник, словно втолковывая что-то умственно отсталому ребенку.
– Меня он примет. Я Тахион, – объяснил такисианец таким же терпеливо-снисходительным тоном.
– Идите и позвоните. Воспользуйтесь должной процедурой, – спокойно сказал Верная Стрела.
– У меня нет времени на должные процедуры! – огрызнулся Тахион.
Его самообладание грозило лопнуть, словно слишком туго взведенная пружина механического завода.
– Уже поздно, – вставил помощник.
Дверь в номер была чуть приоткрыта. Тахион прикинул промежуток между двумя мужчинами, заметно превосходившими его по размерам. Его должно было хватить. Извиваясь, словно угорь, он проскользнул между ними в дверь.
– ЭЙ!!!
Крики. На него надвинулась стена людей. Верещали телефоны. Телевизор лил в номер свои электронные глупости.
– Уйдите с дороги! Дайте пройти! Где он? Мне надо его видеть!
Он сам почувствовал, как визгливо звучит его голос.
– Нельзя же просто впереться… – проорал Верная Стрела.
Его схватили за руки и за ноги, полностью оторвав от земли. Тах заверещал от ярости и начал вырываться. Отчаянно управляя чужими разумами, он почувствовал, как разжимаются держащие его руки, – и снова дернулся, увидев, как вновь вошедшие занимают место тех, кого он заставил упасть на пол в дремоте.
Внутренняя дверь резко распахнулась, громко ударив по стене. Джесси Джексон с очками для чтения, зажатыми в руке, возмущенно посмотрел на своих сторонников и взревел:
– ОТПУСТИТЕ ЕГО!
Двое старших сыновей Джексона оттеснили разгневанных адъютантов. Очень хорошенькая и на удивление спокойная Джеки Джексон помогла Тахиону разгладить пиджак. Постепенно в номере воцарялся порядок. Джесси Джексон поманил Тахиона, и тот прошел за ним в спальню. Дверь закрылась, отсекая лишний шум и любопытные взгляды.
– Держите. – Тахион открыл глаза. Джексон сунул ему под нос стакан, наполненный виски. – Вы – сторонник драматических сцен, доктор? Разве нельзя было просто позвонить и попросить меня о встрече?
Тах прижал ладонь к глазам.
– Я не подумал. – Он оторвался от стены, к которой привалился сразу же, как вошел в комнату. – Назначьте пресс-конференцию, преподобный. Вы только что стали новой и главной надеждой всех диких карт.
Похоже, Джексон потерял дар речи. Он хлопнул себя по бедру и несколько раз прошелся по тесной комнате.
– Почему?
Его голос и лицо были не менее мрачными.
– Поразмыслив, я убедился в силе ваших аргументов.
– Чушь. Вы ворвались сюда, словно безумец. Вас трясет, как в лихорадке. – Тахион поспешно сцепил руки, стараясь справиться с предательской дрожью. – Что случилось?
Такисианец резко дернул рукой.
– Вам нужно то, что я предлагаю, или нет?
– Да. Но я хочу знать, почему.
– Нет.
– Да. Послушайте, доктор, вам ведь надо будет что-то сказать репортерам. Так что вам стоит потренироваться на мне.
Кровать в номере оказалась внушительным сооружением с балдахином. Тахион вцепился в опору и прижался лбом к дереву. Монотонно он проговорил:
– О нервной неустойчивости Грега Хартманна довольно многим известно. Хотя все надеялись на то, что трагедия семьдесят шестого года осталась у сенатора далеко в прошлом, я установил, что события этого утра глубоко потрясли кандидата, и совесть не позволяет мне поддерживать этого человека в его стремлении стать кандидатом от демократической партии на президентских выборах. – Он уронил руки и повернулся к Джексону. – Ну вот, годится?
Джексон разгладил усы указательным пальцем.
– Да, наверное, пойдет. – Он устремил на такисианца серьезный взгляд. – Вы полностью осознаете последствия этого поступка?
– О да! – выдохнул он.
– И это вас не останавливает?
– Я не могу допустить, чтобы это меня остановило. – Тахион направился к двери. Взявшись за ручку, он остановился и обернулся. – Я доверяю вам моих людей, преподобный. Постарайтесь, чтобы моя вера не оказалась безосновательной.
22.00
– …нервная неустойчивость уже была отмечена, – миниатюрный мужчина с длинными медными волосами говорил с середины телеэкрана. На заднем плане буквы ДЖЕК и СОН раскидывались по обе стороны от широко улыбающегося громадного чернокожего мужчины рядом с ним. – Боюсь, что трагические события этого утра сломили сенатора Грега Хартманна.
– Недоносок! Недоносок! – завопил Маки Мессер, плюясь пережеванной свиной шкуркой на экран.
Его щуплое искореженное тело практически парило над расправленным покрывалом гостиничной кровати, словно крошка сверхпроводника, попавшая в магнитное поле.
У свиной шкурки был вкус соли и сала. У неудачи был вкус дерьма.
Человек не отослал его прочь. Он позволил ему остаться в номере, таком же краденом, как и свиные шкурки: удивительно, что даже в битком набитом отеле всегда можно найти пустой номер. По крайней мере, в том случае, если вы умеете проходить сквозь стены.
Человек был близок к тому, чтобы приказать ему уехать. Маки это чувствовал. Он всегда мог определить, когда его готовы отвергнуть. У него был в этом большой опыт. Тахион смотрел прямо в плавящийся серебром свет, и потому его глаза казались запавшими черными дырами.
– Я больше не уверен в способности сенатора Хартманна должным образом представлять демократическую партию как в качестве кандидата на президентские выборы, так и в качестве президента. В связи с этим я решил поддержать преподобного Джесси Джексона, который продемонстрировал свою приверженность интересам джокеров…
Ради негритоса! Этот инопланетный подонок променял Человека на дикаря из джунглей! А Маки, который хотя бы мог прибить блондинистую сучку, мешающую Человеку, облажался.
Он – ничтожество. Он заслуживает того, чтобы Человек от него отвернулся. И мать бросила его совершенно заслуженно. С рыданием он вырвал подушку из конфетной обертки покрывала и пихнул ее себе в лицо, словно это смогло бы остановить его слезы.
23.00
Зазвонил телефон. Тахион бросил взгляд на спящего Джея, но сыщик даже не пошевелился. Он не просто заснул: это была настолько сильная усталость, что он оказался почти без сознания. Тахион смотрел на него со жгучей завистью. Он сам безумно устал, однако беспокойные мысли не давали ему отдыха. Допив последний сантиметр бренди, остававшийся в рюмке, он взял трубку.
– Алло! Нет, я не даю интервью…
