Ожидавшие лифта люди откровенно изумились, когда Джек из него вышел, но никто не остановил его, когда он направился к командному пункту. Он вошел в дверь, миновал молодую женщину за множеством телефонных аппаратов – и нигде не увидел Флер. Он широко улыбнулся ближайшей служащей.
– А где главная начальница? – спросил он.
Девица выпучила глаза. Ей было лет семнадцать: еще по-детски хорошенькая блондиночка. Звали ее, судя по бейджику, Беверли.
– Я, – пролепетала она. – Вы же…
Герштейн наклонился к ней и сказал:
– Давайте. Ему сказать можно.
Он успокаивающе улыбнулся.
– А…
Лицо Герштейна было добрым.
– Все в порядке, Беверли, – сказал он. – Мистер Браун здесь по делу, а я просто с ним за компанию.
Беверли указала карандашом:
– Кажется, мисс ван Ренссэйлер у себя в кабинете, – сказала она. – Это через две двери, номер 718.
– Спасибо.
В комнате поднимался тревожный гул. Люди возмущенно смотрели на Джека и набирали какие-то номера. Он одарил всех успокаивающей улыбкой, помахал рукой и вышел. Герштейн от него не отставал.
– Надеюсь, комната небольшая, – заметил Герштейн. – Ты даже не представляешь себе, как появление кондиционеров отразилось на моих способностях.
Пока Джек шел к 718-й комнате, из дверей высовывались чьи-то головы. Он постучал в дверь с номером 718. Ему было слышно, что внутри работает телевизор и звонит телефон. Звонок оборвался, и он услышал, что к двери кто-то идет. Створка открылась.
Там оказался седовласый мужчина. Его глаза сначала изумленно округлились, а потом гневно сузились. Он покраснел.
– Да, – сказала в трубку Флер, – кажется, пришел. Спасибо, Вероника.
– Вас здесь не ждут, – заявил седовласый.
– Мне бы хотелось видеть мисс ван Ренссэйлер, – ответил Джек.
Мужчина попытался захлопнуть дверь, но Джек легко ее удержал.
– Пожалуйста, – добавил он.
Дверь резко распахнулась. Флер устремила на Джека взгляд поверх квадратных стекол очков для чтения. Губы ее были сурово сжаты. Позади нее еще двое мужчин стояли в довольно неловких позах. У стены бубнили телевизоры, включенные на разные телеканалы.
– По-моему, нам не о чем говорить, мистер Браун, – сказала она.
– Есть о чем, – возразил Джек. – Для начала я хотел бы извиниться.
– Хорошо, вы это сделали, – ответила Флер и начала закрывать дверь.
– Мне хотелось бы немного поговорить с вами.
– Я занята. Можете написать просьбу о встрече после съезда.
Дверь закрылась на несколько сантиметров, но Джек снова ее удержал. Он достал из кармана конверт.
– Ладно, – сказал он, – вот моя просьба о встрече. Мне бы хотелось, чтобы вы прочли ее прямо сейчас.
Он бросил конверт в комнату и позволил Флер закрыть дверь. По коридору в их сторону двигались двое охранников, несомненно, вызванные дамами, сидевшими на телефонах. При виде человека, сбрасывавшего русские танки со склонов корейских гор, лица их потеряли решимость.
– Э-э… – произнес ближайший.
Джек широко им улыбнулся.
– Никаких проблем. Я уйду, как только мисс ван Ренссэйлер назначит мне встречу.
Они переглянулись и решили подождать.
– Нам сказали, что здесь проблема, – сказал один из них.
– Проблема? Никаких проблем!
Почему-то охранников это не успокоило.
Дверь открылась.
– Пять минут, – сказал Флер. – И это все. – Она обратилась к мужчинам, находившимся с ней в номере. – Преподобный Пикенз, мистер Смарт, мистер Джонсон, надеюсь, вы меня извините. Возник один вопрос.
Мужчины вышли из номера мимо Джека, который ощутил, что они испытывают смесь настороженности и облегчения. Джек прошел в номер в сопровождении Герштейна.
– Кто этот человек? – спросила Флер. – Я не соглашалась с ним встречаться.
– Джош Дэвидсон, мадам.
Герштейн отвесил ей низкий театральный поклон.
– Он старый друг семьи. Он со мной.
– Он может подождать за дверью.
– Мадам, я не буду вмешиваться в ваши дела, – проговорил Герштейн. – Но такому старику, как я, тяжело ждать в продуваемых холодных коридорах. Я не помешаю. «Разве у меня не слезятся глаза? Не сухие ладони? Не желтое лицо? Не седая борода? Не опавшие икры и не разбухший живот»?
[6]
Я жалкое существо. Прошу, не презирайте меня и не изгоняйте!
Флер посмотрела на него, и ее губы раздвинулись в неохотной улыбке.
– Может, это и неразумно, – сказала она, – но можете остаться.
К счастью, она не стала прислушиваться к голосу разума.
21.00
Предложение относительно выступления Джексона было выдвинуто – и принято подавляющим большинством голосов. Прощаясь, Герштейн поцеловал Флер руку, и они с Джеком направились к лифтам.
– Возможно, мы сейчас определили президента, – сказал Джек.
Он чувствовал приятное опьянение, словно от шампанского.
Герштейн молча шел дальше.
– Эй! Мы ведь победили!
– «Сожаления былого не вернут, – проговорил Герштейн. – Что свершено, то свершено»
[7]
. – Он посмотрел на Джека. – И между нами все кончено. Никогда больше не заговаривай со мной, Джек, никогда не приближайся ко мне или моим близким. Я тебя предупреждаю.
У Джека похолодела кровь.
– Как скажешь, – отозвался он и позволил Герштейну войти в первый пришедший лифт одному.
С полагающейся в данной ситуации искусственной улыбкой на лице Сара ждала, чтобы он сошел с движущейся дорожки с новой дорожной сумкой, повешенной на плечо полуспортивного костюма. Повиснув у него на шее, она обняла его с жаром, который оказался неожиданным для нее самой.
– Дядя Джордж! – взвизгнула она. – До чего я рада тебя видеть!
Поляков обнял ее и потрепал по плечу.
– Не надо так верещать, дитя мое. В моем возрасте барабанные перепонки становятся хрупкими. Почему ты не встретила меня у выхода?
Он взял ее за локоть и вывел в поток людей, стремившихся к эскалаторам, доставлявшим пассажиров к каруселям для багажа.
– В залы ожидания пускают только пассажиров с билетами. Ты уверен, что тебе не опасно настолько открыто появляться?
