Глаза «Хоттабыча» округлились.
– О! Вы знаете наизусть рубаи великого поэта и ученого одиннадцатого века? Похвально! Современная молодежь очень мало читает и еще меньше знает поэзию. Так вот… Яд, вы говорите? Знайте, уважаемая: все есть яд, и все есть лекарство. И тем, и другим его делает доза. Змеиный яд тоже используют в медицине, причем очень широко. А белладонна? В мизерных дозах она прекрасно поднимает тонус, лучше любого кофе. Стимулирует сердечную деятельность. Но, подчеркиваю, в мизерных дозах! Дайте человеку этого препарата чуть больше – и тогда не избежать беды. Так что…
– Понятно. Из вашей лаборатории можно вынести немного подобного яда?
– А зачем?
– Ну, отравили же человека фаллоидином…
«Старик Хоттабыч» посмотрел на меня очень внимательно, с сильным прищуром своих умных глаз:
– Конечно, возможно все. Я допускаю, что яд возможно отсюда вынести, но я всех своих работников знаю уже не первый год. Это проверенные ребята. Порядочные, добродушные, отзывчивые люди, хорошие работники… Понимаете, чтобы пойти на убийство, нужно иметь определенный характер, склонность к криминалу, так сказать…
– Заур Идрисович, бывают такие ситуации, когда человек вдруг забывает, что он – весь такой добрый, милый и очень положительно характеризуется на службе. Если погиб его родственник, например, ребенок, по вине какого-нибудь подонка. Человек в такой момент может не владеть своими чувствами.
– О да, я вас понял. Этот умерший, жертва, очевидно, поступил с кем-то очень непорядочно? Конечно, бывает… Ну, что ж, давайте посмотрим. Милочка! – крикнул старик Хоттабыч.
В кабинет кто-то вошел и остановился за моей спиной.
– Да, Заур Идрисович?
Голос был мне знаком. Женский, чуть с хрипотцой. Где-то я его слышала, и совсем недавно… Я сидела к вошедшей спиной и не решалась повернуться. Хозяин кабинета попросил Милочку принести журнал учета расхода ядов. Женщина вышла.
– Сейчас его принесут, и все выяснится. Но я вам и без журнала скажу: мои работники не способны украсть яд, и уж тем более – кого-то отравить. Я не первый год с ними работаю. Вот Володя, например: работает у нас со дня открытия, то есть уже восьмой год. Пишет диссертацию. Умнейшая голова! А Саша? Еще достаточно молодой человек, но уже подает большие надежды…
В это время открылась дверь. Вернулась девушка, я поняла это, услышав ее шаги. Она подошла к заведующему и положила на стол журнал.
– Милочка, все, спасибо, иди.
Девушка мельком взглянула на меня, кивнула, как бы здороваясь, и вышла. Я застыла, как изваяние. Она! Так она работает в этой лаборатории?! А говорила… Черт возьми! Так Милочка – это ее имя, а я думала, Идрисович так свою сотрудницу ласково называет. Он листал журнал и что-то бормотал себе под нос, не обращая на меня внимания.
– Заур Идрисович, эта девушка… кто она? – спросила я.
– Милочка? То есть Людмила? Лаборант. Хорошая девушка. Тоже давно у нас работает, пятый год, кажется… Нет, шестой. Так, что здесь у нас? Расход: пять грамм… на пробу… на анализ… Что это? Ничего не понимаю!
– Что-то случилось? – спросила я участливо.
– Не может быть!.. – Хоттабыч взял калькулятор, быстро пробежал пальцами по клавишам. Брови его поползли вверх.
– Не хватает фаллоидина? Граммов трех примерно, я права? – Я смотрела на заведующего с сочувствием.
– Но это же… Нет, не может быть! – Его пальцы снова забегали по кнопкам калькулятора.
– Не старайтесь, Заур Идрисович. Все равно – цифры не сойдутся. Пригласите, пожалуйста, в ваш кабинет Людмилу Кочину. Ведь именно она работает с этими ядами, я правильно поняла?
Хоттабыч поднял на меня изумленные глаза:
– Откуда вы знаете? Ее фамилию и то, что она работает с ядами?
Я лишь вздохнула:
– Работа такая.
– Милочка! Зайдите ко мне! – крикнул он.
Людмила вновь появилась в дверях. Конечно, это она! Темно-русые волосы, серые глаза… Взгляд явно испуганный, хотя она очень старалась скрыть это. Не успел Хоттабыч открыть рот, как я опередила его. Я встала, подошла к лаборантке вплотную и строго сказала:
– Людмила, нам надо поговорить! Извините, Заур Идрисович.
Я взяла ее за локоть и вывела из кабинета. Мы встали в коридоре, у окна.
– Людмила, это вы отравили Чайникова, не отказывайтесь! Я все знаю. И о том, что ваша сестра умерла из-за его неправильного диагноза, и о том, что он пытался утаить свой промах от других, – сказала я.
Она молчала и испуганно смотрела на меня. Потом тихо спросила:
– Кто вы? Мне очень знаком ваш голос и… лицо тоже, но я не могу вас вспомнить…
– Я разговаривала с вами на поминках Чайникова, на его девять дней. Помните? В кафе… А помните вы меня плохо потому, что тогда вы немного выпили.
Она закрыла глаза.
– Вы так не похожи на себя…
– Я волосы покрасила, – объяснила я.
– Зачем? Вам не идет. – Должно быть, она сказала это машинально, но тут до нее дошло, в каком ужасном положении она оказалась, и она тихо вскрикнула.
– Людмила, я хочу предупредить вас: Родион заказал мне расследование, и потому я просто обязана сообщить ему о вас.
– Зачем, ну, зачем вы начали копать?! Кто вас просил?!
– Родион. И, честно говоря, я не хотела за него браться. Все выглядело действительно как бытовое отравление. Но Родион настоял на своем. Интуиция или логика подсказывали ему, что хороший знаток грибов никак не мог отравиться именно грибами. Чем угодно, но не грибами! Ирония судьбы.
– Вот у меня теперь будет ирония судьбы! Я сяду в тюрьму из-за преступника, который сам должен был сидеть! А моя племянница? С кем девочка останется? Родители мои уже далеко не молоды… – Она покачнулась на каблуках.
Зазвонил мой сотовый. Это был Андрей:
– Тань, это я. Значит, так: девичья фамилия твоей покойной…
– Кочина, – сказала я.
– А ты откуда знаешь? Проверила или догадалась?
– Или. В общем, Андрюша, спасибо тебе за сведения.
– Да не за что. Ты все-таки нашла убийцу? Все-таки Кастрюлькин твой не сам?..
– Я тебе потом все расскажу, ладно?
– Ну, ладно, пока! – Он отключился.
Я повернулась к Людмиле:
– Я вас предупредила. Родион сегодня же будет знать обо всем! Не обижайтесь, ничего личного… просто он – заказчик моего расследования.
Я двинулась по коридору к выходу.
– Подождите! Как вас… – вскрикнула она.
– Татьяна.
– Татьяна, вы можете выслушать меня? Я так долго носила это в себе, мне надо кому-то все рассказать! Раз уж вы все это раскопали…
