Ее бежевый костюм почти сливался с пыльным ландшафтом за стеклом. Лето только началось, но жара стояла уже месяц. Машины на автомобильной стоянке сверкали в лучах горячего теннессийского солнца, а над ними висело раскаленное марево. Росшие дальше, за машинами и плавящимся асфальтом, вековые дубы казались усталыми и поникшими. На клумбе под окном пионы пытались сохранять бодрость, но вид больших розовых цветов свидетельствовал о скором поражении.
Стефани чувствовала себя так же. Наконец Дженетт медленно обернулась и посмотрела на нее. То, что она сказала, Стефани ожидала услышать меньше всего.
— Некоторые из вопросов, которые тебе задавали, были весьма странными. Как тебе удалось ответить на все?
— В них не было ничего ужасного, — не задумываясь произнесла Стефани. — По крайней мере, для меня. Я работала в колледже на «горячей линии» для подростков, когда училась в Мемфисе, и перед тем, как мне позволили принимать звонки самостоятельно, прошла шестидесятичасовую подготовку. Девяносто девять процентов вопросов было о сексе. Это дело обычное.
Дженетт медленно кивнула.
— Но ты не впала в панику. Ты прекрасно держалась перед микрофоном. Почему тебя понесло в редакторы?
— Мне нравится закулисная работа. — Стефани заколебалась: слова, которые она собиралась произнести, до сих пор жгли ее, словно невытащенное жало. — И еще… один из моих преподавателей сказал, что мой голос звучит так, словно трясут чемодан с камнями. Такой голос не для эфира, пояснил он.
Дженетт недоверчиво подняла брови и, обойдя вокруг стола, села в одно из кресел рядом со Стефани.
— Нет, он ошибся. У тебя чудесный голос. Запоминающийся и чувственный. Именно то, что нужно. Идеальный.
Стефани непонимающе смотрела на начальницу. Сама она была вполне довольна своим голосом, однако желания стать радиозвездой никогда не испытывала в отличие от большинства школьных подружек. Она хотела вникнуть в самую суть работы радиостанции, планировать ее, принимать решения. Но «идеальный» голос? Идеальный — для чего?
— Идеальный — для чего?
— Для передачи о сексе.
Стефани вспомнила Эвелин Сюзан. Теперь она понимала, что испытала та женщина. Потрясение. Оцепенение.
— Ч-что ты этим хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что телефоны звонят не переставая с того момента, как ты появилась в эфире…
— Меня это ничуть не удивляет… Дженетт покачала головой.
— Положительных и отрицательных отзывов почти поровну. И мы потеряли всего одного спонсора. Остальные в восторге, особенно «Пять звезд». — Она наклонилась к Стефани. — Отрицательные отзывы не имеют значения, Стефани. Нам звонят, понимаешь? Значит, люди слушали. Они будут обсуждать передачу снова и снова. Обсуждать… и слушать дальше, Стефани покачала головой.
— Я… Что-то я не пойму, Дженетт.
— У тебя в руках хит, девочка. Главный хит!
— Но… но ведь это передача о кулинарии. А Эвелин Сюзан вылетела из студии, как…
— Забудь о кулинарии и об Эвелин Сюзан. «Добавьте остренького» больше не имеет никакого отношения к кухне. Отныне эта передача только о сексе и ты будешь ее вести…
Дженетт еще не успела закончить, а Стефани уже отчаянно трясла головой.
— Я не думаю…
— Здесь не о чем думать, Стефани. Мы все утро принимаем заявки от спонсоров. Сеть аптек Селлерса — можно понять, почему они идут на это. «Тайные желания» — тоже. Знаешь этот магазин на выезде из города? А еще — по непонятным причинам — магазин автозапчастей Листера…
— Дженетт, я… я не смогу сидеть у микрофона. Я же не диктор, не ведущий, я не умею разговаривать с людьми.
— Глупости! Конечно, умеешь. Ты доказала это сегодня утром. — Она в упор посмотрела на Стефани. — Тема явно тебя не смущает, и ты кое-что об этом знаешь. В чем проблемы?
Стефани поколебалась, а потом тихо произнесла:
— Мой отец… Его это убьет. Я не могу так опозорить его.
Дженетт откинулась на спинку кресла и свела ладони перед собой. Помолчав несколько мгновений, она сказала:
— Тебе двадцать шесть лет, Стефани. Ты хочешь вырваться из Стонвилла. Благодаря этой передаче тебя могут заметить. Тем, кто живет в Чатгануге и в Нашвилле, нравится считать, что у нас здесь захолустье, и, возможно, так оно и есть. Однако дело в том, что достаточно одной маленькой станции, чтобы найти тему, поднять ее и сделать из нее конфетку. И пусть болтают что угодно, но мы застолбим участок. Им останется только купить его у нас… Вот тогда тебе и карты в руки. — Она сделала паузу. — Ты согласна ради спокойствия отца упустить первый за годы и наилучший шанс вырваться отсюда?
В полном смятении Стефани не могла сказать ни «да», ни «нет». Она вообще не могла говорить. Дженетт, конечно, права, но все же…
Дженетт потянулась к столу и взяла папку, давая понять, что больше не задерживает подчиненную.
— Подумай об этом, — спокойно сказала она. — Следующая передача должна выйти в эфир через два дня. Разумеется, твой ответ мне нужен раньше.
Мартин еще раз взглянул на нарисованный от руки план, затем, свернув направо, направил свой джип по пыльной дороге. Хорошо, что Фрэнк стал шерифом: как картограф он потерпел бы полное фиаско.
Впрочем, заблудиться в Стонвилле было трудно, а оказавшись за его пределами, — тем более. Едешь на юг — попадаешь в Алабаму. Двигаешься на север — оказываешься в Кентукки. А где-то между ними — ближайший к Стонвиллу и вообще единственный в округе водоем — озеро Круглое, расположенное в двадцати милях от города.
Домик Фрэнка стоял на восточном берегу озера, и закаты там были не менее хороши, чем рыбалка. Фрэнк часто приглашал его сюда, когда оба жили в Мемфисе, но Мартин приезжал только однажды. Памела не любила, когда муж проводил уик-энды без нее, а после того как она ушла, у него и вовсе не стало ни сил, ни желания тащиться в такую даль.
И вот теперь он здесь.
Мартин затормозил перед маленьким деревянным домом и заглушил мотор. Его тут же обволокло абсолютной тишиной, а ноздри защекотал незнакомый аромат. Запах свежести, исходящий от озера, догадался он. Как давно он не дышал ничем, кроме смога, выхлопных газов и испарений большого города!
Идя по гравийной дорожке к дому, Мартин чувствовал, как его касаются душистые ветви сосен, видел белку, сидящую на утесе неподалеку и с любопытством разглядывающую его.
Десять минут спустя все его вещи были уже разложены по местам, а руку холодила бутылка пива. Выйдя на заднюю террасу, он устроился в кресле-качалке и сделал большой освежающий глоток, глядя на ярко-голубую, спокойную поверхность озера.
— Вот какова жизнь человека без определенных занятий, Эббот, — громко произнес он. — И чем ты намерен ее заполнять?
