Стефани тряхнула головой, надеясь прогнать видение, но безрезультатно. Только затормозив перед домом родителей, она наконец-то справилась с наваждением.
Антония Митчелл встретила дочь в дверях дома, где та выросла. Она держала в руках большую розовую миску с торчащей из нее пластмассовой ложкой. Седые волосы блестели на ярком утреннем солнце.
— Я увидела из кухни, как ты подъезжаешь, — с улыбкой сказала Антония. — Какая приятная неожиданность! Ты редко заглядываешь к нам до работы. — Мать протянула ей миску. — Я делаю французские тосты. Хочешь?
У Стефани потекли слюнки, но отвечать она не торопилась.
— Папа дома? — прежде обеспокоенно спросила она.
— Увы, он уже уехал. Я проголодалась и подумала: а почему бы и нет? Я ведь могу приготовить французские тосты и для себя одной, не правда ли?
Стефани с улыбкой кивнула, испытывая большее облегчение, чем можно было бы предположить.
— Французские тосты — это чудесно! Я составлю тебе компанию.
Они вошли в прохладный полутемный холл и направились в кухню, при этом Антония говорила без умолку. Стефани не мешала ей, но за этим не совсем естественным оживлением чувствовала, что мать нервничает. К тому моменту, когда тосты были готовы и они сели за стол, Стефани уже была уверена, что Антония слышала передачу и ждет, пока дочь сама заговорит о ней.
Кусочек хрустящего тоста, политого сладким кленовым сиропом, стал у нее поперек горла. С трудом проглотив его, Стефани отложила вилку и посмотрела на мать.
— Мам, у меня была причина заехать к вам сегодня утром. Я… я хотела узнать, слышала ли ты…
— Я слышала передачу, — сказала Антония. — Мардж позвонила вчера и отменила игру в бридж из-за сильнейшего приступа мигрени, поэтому я осталась дома. — Антония Митчелл тоже положила вилку на белоснежную салфетку, постеленную под тарелкой. Ее голос и лицо оставались бесстрастными. — Я прослушала ее от начала до конца.
Стефани поежилась, ее просто мутило от волнения.
— А папа?
— Нет. Он не слушал. Я рассказала ему. А сегодня, не сомневаюсь, он узнает о ней еще больше.
Дальнейшие объяснения не требовались. Стефани поняла, что имеет в виду мать. Телефонные провода в Стонвилле, наверное, дымятся — настолько они перегружены.
Стефани подождала, не скажет ли мать чего-нибудь еще, но та молчала. О чем она думает? Ищет слова, чтобы отречься от дочери? Сказать ей, насколько она разочарована в ней?
Наконец Антония заговорила, и ее мягкие щеки при этом слегка порозовели.
— Стефани, солнышко, я… Мне интересно… Не то чтобы это имеет значение, но… неужели теперь действительно производят презервативы с этими самыми щетинками?
Стефани изумленно уставилась на мать. Где-то в подсознании гремели литавры.
— Стефани?
— А, да… я здесь.
Мать выжидающе смотрела на нее.
— Ну?
— Хмм… Да, мам, производят. И разноцветные, и с ворсинками, и ребристые — любые, какие ты только можешь представить, и даже такие, какие представить не можешь.
Прежде чем она успела продолжить, мать снова заговорила:
— А та, другая женщина, которая хотела, чтобы парень привязал ее к кровати? Неужели многие молодые люди занимаются такими вещами?
Разговор приобрел настолько фантастический оборот, что Стефани казалось, будто она поднялась вместе со стулом и смотрит на них обеих с высоты белого пластикового абажура, который отец повесил над столом, когда она училась в пятом классе. Это было невероятно, но мать вовсе не казалась расстроенной, в ее глазах светилось лишь любопытство. Что происходит? Что за бес вселился в ее мать?
— Они используют веревку вроде той, которую ты купила месяц назад в универмаге, или что-то специальное?
— Можно использовать все, что тебе нравится, — не задумываясь ответила Стефани. Голова у нее шла кругом. — Бархатные шнуры, шарфы, цепи… Вряд ли существуют строгие правила, когда дело касается предварительных игр.
— Предварительных игр… хмм… Услышать такие слова из уст матери — это было уже слишком. Стефани резко встала и отнесла свою тарелку к раковине. Что случилось? Почему мать задает все эти вопросы, вместо того чтобы обвинять ее в том, что она испортила жизнь родителям? Глубоко вдохнув, Стефани повернулась и посмотрела на Антонию.
— Эта программа… Она не возмутила тебя? Мать казалась удивленной.
— Возмутила? Господи, нет. С какой стати, милая? Сексуальное образование — вещь необходимая. Уже многие годы твой отец хочет ввести нечто подобное в школе. Он только не знает, с чего начать и как это сделать. Думаю, твоя передача по-настоящему просветительская. Мы гордимся тобой. Правда, гордимся!
У Стефани буквально отвисла челюсть. Слова матери были так неожиданны, что она потеряла контроль над собой.
— Ты с ума сошла? Ты считаешь эту программу просветительской?!
Мать с серьезным видом кивнула.
— Ну конечно, дорогая. Как же иначе? У людей есть вопросы. Им нужны ответы. Помнишь, ты работала на «горячей линии» в колледже? Это почти то же самое. Только сейчас ты поможешь гораздо большему количеству людей.
— А папа… Он тоже так считает?
— Ну… да. Сначала папа немного расстроился. Но когда я ему сказала, как усердно ты работала над этой программой и как стремишься быть нужной людям, он успокоился.
— Как я стремлюсь быть нужной людям?! Мама, ты же знаешь, что это задумывалось как передача о кулинарии, а не о сексе!
— О!.. Но я отчетливо помню, как ты говорила мне совсем другое, — медленно произнесла Антония, пристально глядя на дочь через кухню, в которой витал такой домашний аромат французских тостов. — И после того как я объяснила это отцу, у него окончательно поднялось настроение.
Изумленная Стефани, вцепившись в край раковины, смотрела на мать. Она ничего не понимала. Ей казалось, что мать придет в ужас, а отец схватится за сердце. А вместо этого Антония Митчелл выступает в поддержку программы.
— Т-ты уверена? Ты действительно считаешь, что все в порядке и это никому не причинит вреда?
— Абсолютно уверена. — Антония без колебаний встретила испуганный и смущенный взгляд дочери. Спокойное и задумчивое выражение ее лица было красноречивее слов. — Ты ведь давно сетовала на то, что в городе нет какой-нибудь общественной службы — вроде той «горячей линии». Я думаю, «Добавьте остренького» вполне может стать такой службой. Повторяю: мы гордимся тобой, Стефани. Очень гордимся. — Внезапно в ее глазах вспыхнули озорные огоньки. — Честно говоря, я с нетерпением жду следующего выпуска.
Придя на работу, Стефани сполна получила свою порцию сальных шуточек и двусмысленных замечаний. Не раз и не два она ловила на себе откровенные мужские взгляды. Анджела Браун, регистратор, истовая прихожанка местной церкви и член попечительского совета школы, склонившись над кофеваркой, прошептала:
