– Я согласен на любую плату!
– Ты согласен на рабство? Согласен отдать самое дорогое, что есть в твоей жизни? Согласен никогда более не увидеть родины?
Странные вопросы мудреца озадачили Бедр-ад-Дина.
– О чем ты, маг?
– О том, юный Бедр-ад-Дин, что плата может быть воистину любой – и я сейчас не в силах угадать, что придет в голову мастеру мастеров. Хорошо, если он захочет лишь золота…
– Ты пугаешь меня, мудрец…
– О нет, мальчик, предупреждаю. Не так давно один мудрый ромей или, быть может, римлянин, произнес мудрую фразу: «Предупрежден – вооружен». О, конечно, я буду рядом с тобой, но может так случиться, что магия этого мастера окажется сильнее моей. И потому я спешу дать тебе совет сейчас, пока тайны острова пряностей еще не властны над нами.
– Но тогда подскажи мне, Тети, на что я могу решиться, а что будет запредельной платой.
– Увы, юный странник, этого еще я не ведаю. Но думаю, что мастер может тебя попросить отправиться через полмира за какой-то безделушкой в обмен…
– Но разве это так ужасно?
– О нет, это как раз разумная плата. Ибо это просто обмен…
– Но какой же может быть плата неразумная?
– Я предвижу, что мастер захочет забрать жизнь кого-то из твоих близких в обмен на твою красоту…
– Жизнь кого-то из близких, мудрец?
Было видно, что подобная мысль еще не приходила в голову Бедр-ад-Дину. Он был просто ошарашен такими, казалось бы, простыми словами мага.
– Но жизнь кого из моих близких может потребовать у меня этот странный мастер? Ведь у меня почти никого нет…
– Есть мать и отец… Они скрываются от преследований врагов, но они живы. Есть жена и есть сын…
– Сын, мудрец? У меня есть сын?!
– О да, мальчик, у тебя и Фариды есть сын. Ему еще только предстоит родиться, но он уже живет и дышит…
– О Аллах милосердный, как сладостен этот день! Нет в целом мире никого, счастливее меня! Благодарю тебя, мудрейший из мудрецов, за эту прекрасную весть!..
– Ну что ж, юный отец, я рад тому, что на миг сделал тебя счастливым… Но прошу, подумай, что будет, если мастеру захочется в уплату за возвращение твоего лика забрать жизнь этого еще не родившегося человека?
– Я убью это мастера!
– За что? Лишь за то, что он предложит тебе непомерную плату?
– Тогда я откажусь и уеду…
– И на всю жизнь останешься красавцем при свете луны и уродом при свете солнца?
– Но я сохраню жизнь своего сына…
– А станет ли он гордиться уродством отца? Не сойдет ли с ума, зная, чем отец пожертвовал ради его жизни и счастья?
Бедр-ад-Дин открыл было рот, чтобы ответить. Но увы, слов не находилось. И потому он замолчал, пытаясь на внутренних весах взвесить товар и цену за него. Маг не мешал ему. Ибо за свою бесконечно долгую жизнь уже понял, как тяжело принять решение там, где на карту поставлено многое, если не все.
Трудную задачу задал мудрец Бедр-ад-Дину. В тягостных размышлениях прошли десять дней, долгих для обычного человека и незаметно-быстрых для мага, живущего уже третью тысячу лет.
Но даже самое долгое странствие, равно как и подготовка к нему, когда-то заканчивается. Наконец показались берега острова пряностей. Непривычные запахи окатили Бедр-ад-Дина густой, как мед, волной. Непривычный говор оглушил, едва не лишив слуха совсем. Но маг вновь оказался прав (Бедр-ад-Дин уже устал этому удивляться). Ибо старый горбун-путешественник вызывал у всех лишь почтение и желание угодить. Ни разбойники, ни гадалки, ни даже девицы из веселых кварталов не обращали на него внимания.
«О Аллах, боюсь даже думать о том, что мудрец всегда прав…» – думал Бедр-ад-Дин, но ноги его все равно очень быстро донесли до места, где обитал мастер мастеров. Слишком быстро. Ибо никакого решения юноша не принял ни за дни странствия, ни за минуты дороги.
Распахнулись тяжелые деревянные ворота, отделанные коваными полосами с орнаментом. Юноша невольно залюбовался тонкой работой и необыкновенным узором. Но, помедлив лишь мгновение, Бедр-ад-Дин вошел в мастерскую.
– Да это же просто дворец, – пробормотал юноша. – Кто бы ни был этот мастер из мастеров, но ему Аллах, похоже, даровал изумительные умения и знания.
– О да, мой неизвестный гость! – услышал юноша ответ за своей спиной. – Боги одарили меня более чем щедро. Ибо они дали мне самое главное – желание учиться и упорство. Всего остального я добился своими руками и разумом. И потому вправе вслед за тобой называть свою мастерскую дворцом.
– Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного, мастер из мастеров! – с поклоном проговорил Бедр-ад-Дин, на минуту забыв, что стоит ясный день и потому его поклон выглядит так, будто он вот-вот станет последним в жизни.
– О не кланяйся, несчастный! Что для тебя может сделать скромный мастер Дайярам?
Был мастер Дайярам высок, худ, даже аскетичен, словно жар от кузнечного горна иссушил все его члены, оставив жизнь лишь в глазах, непроницаемо-черных и мудрых не по возрасту. Ибо Бедр-ад-Дин готов был поклясться, что мастер едва разменял четвертый десяток. Но увы, сам юноша знал, как обманчива внешность. И потому, еще раз поклонившись, заговорил:
– О мастер из мастеров, слава которого обошла весь подлунный мир, в твоих руках судьба несчастнейшего из смертных.
– Ты льстишь мне, странный гость…
Мастер бросил на Бедр-ад-Дина еще один взгляд, тяжелый и оценивающий, и тут монеты в кошеле на поясе юноши тихо звякнули – маг просил юношу быть предельно осторожным. Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом улицы. Мастер пытался понять, что за человек перед ним, а Бедр-ад-Дин, немного разочаровавшись, думал, что не может этот молчаливый мастер быть тем самым мастером из легенды…
– Но что же случилось с тобой, мой напуганный гость? Почему твоя жизнь в моих руках?
И пришлось Бедр-ад-Дину в который уже раз пересказывать историю встречи с джиннией. Теперь он мог рассказать и о проклятии одиночества, которое наложил на Зинат покровитель всех джиннов, Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, и о том, что отправился в странствие за ловушкой для джиннии. И что соорудить такую ловушку может лишь он, Дайярам, ибо слава великого мастера мастеров бежит куда быстрее быстротекущих дней.
Наконец Бедр-ад-Дин замолчал. Молчал и мастер. Быть может, он обдумывал слова гостя, а быть может, просто пытался понять, правду ли говорит этот уродливый горбун.
– Удивительную историю рассказал ты мне, о гость из далекой страны! Я готов был осмеять тебя, как лгуна, но твои глаза куда яснее слов поведали мне, насколько ты правдив. Ибо на лице уродливого старца живут глаза юноши – одновременно робкого и мужественного. И потому я говорю, что верю тебе, Бедр-ад-Дин.
