– О Аллах милосердный, – не удержавшись, проговорил Бедр-ад-Дин, – поверь мне, мудрый Тети, ничему я не удивляюсь так, как различию в привычках и традициях.
– О да, юный друг мой, – согласился Тети, – народы столь различны, столь не похожи один на другой. Остается только гадать, как вообще вам, людям, удается понимать друг друга.
Бедр-ад-Дин лишь пожал плечами, не зная, что сказать. О да, не он был первым, кто задумался об этом. И к счастью, он, как и многие другие, так и не смог найти ответ на этот вопрос.
Эта странная прогулка по чисто выметенным вечерним улицам успокоила Бедр-ад-Дина. Увы, к своей цели он не продвинулся ни на шаг. Но удивление перед бесконечным разнообразием мира на какое-то время позволило забыть и о проклятии джиннии, и о неизвестности, за которой скрылись родные берега.
Долго бродил Бедр-ад-Дин по столице страны Канагава, что тонула в ночи. Пытался разглядеть силуэты домов в неясном мерцании светильников, думал о том, что видел, и о том, что еще предстоит увидеть. Так и не решился юноша искать шумный трактир… А вернувшись на постоялый двор и поднявшись в свою комнату, с удовольствием растянулся на ложе, вспоминая таинственный синий вечер и свои страхи.
Утро принесло Бедр-ад-Дину решимость и, увы, вернуло уродство и горб. Но вчерашняя прогулка, похоже, была как нельзя кстати, ибо теперь у юноши хватило бы сил на тысячу дней непрерывных поисков.
Торговые ряды, людные в этот утренний час, конечно, нельзя было сравнить с шумным базаром его родины. Покупатели и продавцы вели себя спокойно, достойно, и лишь иногда среди сдержанного говора возникали шумные перепалки. Можно было отдать руку на отсечение, что шумели иноземцы, не знакомые с обычаями страны или возмущенные тем, что их привычки здесь не вызывают должного пиетета.
– И как же мне здесь, о Аллах всесильный, найти цель моих странствий?
И словно в ответ на эти слова блеснул золотой высверк у дальних рядов. Некая неведомая сила, как показалось Бедр-ад-Дину, словно магнитом, потянула его туда. И тут, о чудо, он увидел и конскую упряжь, и седла, и даже доспехи для лошадей. Все это было выковано и выполнено столь искусно, что вызвало невольный вздох восхищения у юноши, который считал себя знатоком оружия и доспехов.
– Никогда в своей жизни не видел я столь прекрасных творений! Должно быть, сам Аллах всесильный вдохновил мастера…
– Спасибо на добром слове, о чужеземец, приверженец Аллаха! Но это не прекрасные творения, это самые обычные седла…
– Но сколь же тонка работа… Я не вижу ни единого шва, ни единой, пусть и самой маленькой, царапины на драгоценной коже…
– Но как же можно продать то, что некрасиво, непрочно или ненадежно? Мы же продаем то, что не постеснялись бы купить сами…
– Вот в этом и есть различие… Но не подскажете ли вы мне, почтенные искусники торговых дел, где найти мастера, который согласился бы выковать удила для необыкновенного, воистину колдовского коня?
– О странник, но зачем же тебе искать такого мастера? Разве плохи наши уздечки и удила? Разве не пленен твой взор тонкой кольчугой, какую лошади носить будет столь же легко, как покрывало из нежного шелка?
– Мне нужен не просто мастер, но самый необычный из всех мастеров, ибо мне предсказано было, что покорится мне конь лишь тогда, когда я надену на него упряжь необыкновенную, удила которой будут выкованы на берегу океана и только в лунную ночь…
Самое при этом удивительное, что Бедр-ад-Дин говорил совершенно серьезно, не исказив ни единого слова мудрого аль-Михрджана. Кто знает, поверили ли торговцы старому горбуну, но лица их стали серьезны.
– Так, почтеннейший, говоришь, необычный мастер, который согласился бы выковать…. на берегу моря?
– О да, именно таково было предсказание.
– Я знаю, кто мог бы тебе помочь. Но… скажи мне, странник, поклонник Аллаха, прости за дерзость и этот вопрос, но будет ли уместно тебе принять помощь из рук женщины?
Бедр-ад-Дин удивленно посмотрел на узкоглазого торговца.
– Женщины? Почему ты спрашиваешь об этом?
– Я слышал, прости меня еще раз, что мужчины, приверженцы Аллаха, не считают женщин существами, равными себе.
– О торговец, эти слова неверны. Да, наши женщины прячут лица, да, они живут на женской половине дома. Но они царицы в своем доме и в своей семье. Мужчины, мои единоверцы, преклоняются перед своими женщинами, считая их самой большой наградой, какую только мог даровать им Аллах всесильный. И потому мужчине всегда уместно принять помощь женщины. Тем более на чужбине.
«И тем более такому уроду, как ты». Эти мысли Бедр-ад-Дин без труда прочитал в глазах своего собеседника. Но расстраиваться не стал ибо (чего скрывать?) сейчас, при свете дня, он был стар, уродлив и горбат. Что же толку обижаться на истину, а тем более неизреченную?
– Ну что ж, странник, если это так, то мне осталось только показать дорогу к мастерской этой удивительной женщины. Та, о ком говорю я, тоже иноземка. Она создает из металла и кожи самую удивительную упряжь, какую ты не найдешь в наших лавках. Ибо все, что делает она, раскупается сразу, как только выйдет из горна или из-под рук златошвеек, ее подруг.
– О Аллах великий. Но где же найти ее?
– Сам ты заблудишься в наших улочках. Я позову сына, он отведет тебя к мастерской Тилоттамы, женщины-кузнеца, которой нет равных среди иных кузнецов.
– Какое странное имя…
– Повторю, путник, она иноземка. Много лет назад ее корабль прибило жестоким штормом к нашим берегам. Сколько она ни пыталась потом покинуть нашу страну, столько раз невероятной силы ветра и волны возвращали ее к этому берегу. Наконец она смирилась и стала мастером-кузнецом. Рассказывают, что кузнецом, настоящим мастером из мастеров, был и ее возлюбленный, с которым ее разлучили жестокие волны.
При словах «мастер из мастеров» догадка зашевелилась в душе Бедр-ад-Дина. Но сейчас он решил просто запомнить слова торговца. И потом, когда удастся найти эту таинственную женщину, и если это будет угодно Аллаху, он обязательно спросит, не знает ли мастер-кузнец Тилоттама мастера мастеров Дайярама.
– Юни, мальчик, мой, – проговорил меж тем торговец, обращаясь к шустрому мальчишке, что крутился между лавками. – Отведи этого почтенного старца к мастеру Тилоттаме.
Мальчишка, кивнув, поспешил по улочке прочь от лавок. И Бедр-ад-Дину волей неволей пришлось поспешить за ним.
Торговец только успел покачать головой, увидев, как неожиданно быстро для своего возраста и увечий покидает его этот странный путник.
Макама девятнадцатая
Бедр-ад-Дин всегда считал себя выносливым и ловким. Но малыш Юни, оказывается, был куда проворнее, чем можно было ожидать. И потому юноше понадобилась не одна минута, чтобы догнать мальчишку. Казалось, теперь можно было бы и чуть умерить шаг, чтобы расспросить иноземца о чудесах и тайнах. Но увы, юный проводник шел по-прежнему очень быстро и лишь время от времени показывал: «Сюда, путник!», «А теперь вот сюда!»
