По-прежнему раздумывая, почему же не удалось любовное зелье, если так хорошо удались лепешки, Амаль шла домой. Всего в нескольких шагах от нее шествовала в темно-зеленом чаршафе ее матушка, джинния Маймуна. Удивительно, но ее не замечал никто – ни встречные, ни собаки, бдительно охраняющие свои дворы, ни даже ее собственная дочь.
Макама девятая
Уже давно солнце уступило место красавице луне. В эту тихую ночь, казалось, в квартале уснули все. Не спали лишь Дахнаш и Маймуна. Джинния рассказывала мужу о том, как она побывала у матери Нур-ад-Дина, юноши, в которого так безумно влюбилась их дочь, и что Мариам рассказала ей.
– Мне показалось, мой друг, что Мариам сначала была не рада моим вопросам. А потом, должно быть, не в силах более таить в себе свои мысли, все и выложила.
– Но, моя звезда, я не понимаю ни зачем ты это сделала, ни что собираешься предпринять дальше.
Маймуна подняла глаза к потолку. О, она всегда чувствовала, что ее Дахнаш – самый лучший, самый умный и самый надежный. Но все равно временами нет-нет да и проскальзывала мысль: «О Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими, ну как же можно быть таким тупым? Как можно не понимать очевидного?»
Ибо если обычная женщина всегда хитрее и изворотливее своего мужчины, то уж джинния хитрее своего ифрита во сто крат! А ее изворотливости может позавидовать даже пустынная гадюка, которая пересекает раскаленные пески пустыни в самые жаркие дневные часы, не опасаясь за свою шкуру.
– Любимый, но это же так просто! Если матушка Нур-ад-Дина наконец перестанет вести себя затворницей и обратит внимание на батюшку Мариам, а тот, в свою очередь, на нее, то они поженятся. А если поженятся они, то наконец сыграют свадьбу и их дети, сговоренные еще в раннем детстве. Ведь только траур и печаль в обеих семьях мешают этой долгожданной свадьбе. А если Нур-ад-Дин женится не на Амаль, то она перестанет по нему убиваться… И тогда мы с тобой перестанем полуночничать, прикидывая, как бы нам отговорить дочь, как бы убедить ее, что юноша из рода человеческого вовсе ей не пара…
– О Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими, какими же… извилистыми тропинками шествует твой разум, дабы достичь желанной цели!
Маймуна улыбнулась столь ядовито, что Дахнаш поспешил замолчать.
– Любимый, самое главное, чтобы наша девочка перестала сохнуть по сыну человеческого рода. А для того чтобы этого достичь, можно… немножко схитрить. И тут мне понадобится твоя помощь.
– Но что же могу сделать я, драгоценннейшая?
– Сущую безделицу. Тебе надо будет побеседовать с Нур-ад-Дином-старшим. Просто чтобы узнать, как он относится с Мариам, матушке того юноши, о котором сокрушается Амаль. А если его сердце уже занято ею и лишь обычаи препятствуют этому союзу… Ну, тогда чуточку подтолкнуть его к правильному решению.
– Но как, моя прекрасная, как его подтолкнуть?
– Не будем торопиться, любимый. Сначала ты с ним побеседуешь. А я послушаю, что же говорит сей достойный человек. А потом уже подумаю, как сделать так, чтобы они безумно, как в юности, влюбились друг в друга.
Дахнаш поежился. Какое же счастье, что его Маймуна все свои силы направляет на мелочи, спасая лишь свою семью и заботясь лишь о близких. Что было бы, решись она испепелить город, дабы уничтожить этого несчастного мальчишку Нур-ад-Дина?
Предмет же размышлений ифрита, его прекрасная жена, подумала, что есть и еще один способ, как заставить полюбить два уставших от печали сердца. Но пришла к выводу, что пока время для решительных действий не настало… Все будет зависеть от беседы Дахнаша и Нур-ад-Дина.
В опочивальне джиннии стало тихо. Лишь в окно заглядывала луна, удивляясь тому, что эти двое до сих пор не спят. Ифрит, должно быть, почувствовав ее удивление, посмотрел на жену столь призывно, что она сразу перестала думать о судьбах каких-то людишек и вновь стала той огненной красавицей, которая может быть отдана лишь сыну колдовского народа.
Нежным поцелуям не место было в этом огненном водовороте. Но Дахнаш не зря был не только ифритом, духом огня, но и самым нежным из мужчин мира. О, он не торопился набрасываться на жену, словно голодный шакал. Он решил, что стóит поиграть с ней не просто в обыкновенную пару, а в опытного мужчину, который учит свою неопытную, робкую жену.
– А теперь, моя красавица, позволь мне научить тебя тому, как следует любить мужа!
«О Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими, что он говорит?» – мысленно воскликнула Маймуна, но вслух ничего не сказала. Ей нужен был хотя бы еще миг, чтобы понять, что задумал этот удивительный человек-ифрит.
Она моргнула и на мгновение прикрыла глаза, а когда снова открыла их, Дахнаш уже сидел перед ней полностью обнаженный и оттого еще более прекрасный.
О, как пламя очага играет с его телом, какие переменчивые блики бросает на него, придавая ему еще большую притягательность и таинственность! Как он хорош!.. Невольно она вновь бросила взгляд на его грудь, но тут же опустила его ниже и… задержала дыхание…
Никогда еще тело ее мужа, ее избранника не вызывало у нее такого восторга! Она и раньше стократно отдавала ему свою любовь, свое тело… Но сегодня телесная любовь и простые земные желания стали для нее подлинным откровением! Она с наслаждением готовилась отдаться не духу огня, а реальному человеку, до которого можно дотянуться, дотронуться…
Увидев, что он тоже не сводит с нее глаз, она опустила голову, но тут же опять подняла ее. Нет сил отвести взгляд от его дивных глаз, пронзающих насквозь ее существо, словно острый кинжал – сердце смертного.
Он поднялся с постели, и снова у нее перехватило дыхание. Да что же это такое? Она же не один раз говорила ему, что совсем не боится… Зачем он приближается к ней? Впрочем, так лучше – теперь она не видит его целиком, а только грудь, плечи… и этот шрам на лице!
Она непроизвольно подняла руку, легко дотронулась до рубца.
– Что это, мой герой? Откуда?
– Я слышал, что мужчину украшают шрамы… Он противен тебе? – негромко проговорил Дахнаш.
Вопрос почему-то задел ее: она поставила себя на его место и обиделась на себя. Шрам – воистину, чудо из чудес! – действительно совершенно не портил его, он даже был – она попробовала отыскать верное слово – ему на пользу, добавляя к его демонической внешности еще один необходимый штрих.
Она ответила, тоже совсем негромко:
– О нет, он совсем не отталкивает меня. Но я хотела бы знать, откуда он взялся?
– Это давняя история. Когда-нибудь я расскажу ее тебе, моя греза. – Он отвел ее руку, которую она все еще протягивала к шраму, и добавил: – Но не сейчас. Ибо сегодня я буду учить тебя тому, чему учит любящий мужчина свою нежно любимую, но робкую жену.
