– С недавних пор, мой хороший, я стала замечать, что отец вновь становится почти таким же, каким был некогда. Особенно в те часы, когда беседует с твоей матушкой. Он улыбается, он шутит, он…
Нур-ад-Дин кивнул. Да, он не был столь необыкновенно чуток, как его прекрасная Мариам, но и ему уже доводилось слышать довольный смех ее отца. И действительно, происходило это тогда, когда рядом была его, Нур-ад-Дина, матушка.
– Я тоже замечал это. Более того, я скажу тебе, что лишь беседы с твоим добрым отцом делают мою почтенную родительницу не такой печальной. Что стоит мне лишь вспомнить о нем, как ее прекрасное лицо озаряется добрым светом.
Мариам просияла. Да, она тоже замечала это. Но куда более ее порадовало, что ее любимый был настолько чуток, чтобы видеть движения души своей матери.
– О, если так, то моя задача становится куда проще! Ибо я подумала, что было бы просто прекрасно, если бы наши родители поженились.
– Аллах всесильный! Поженились?
– Но почему ты столь удивлен, Нур-ад-Дин? Разве не достойны они счастья, спокойствия, любви?
Нур-ад-Дин задумался, пытаясь понять, что же так поразило его в простых словах Мариам. О да, родители полны друг к другу симпатии. Быть может, не только давние дружеские чувства наполняют их души, когда они встречаются… Но почему же тогда слово «поженились» вызвало в нем такое удивление?
Мариам словно прочитала его мысли. И бросилась на защиту собственной удивительной идеи.
– Подумай сам, Нур-ад-Дин! Они радуются друг другу, им вместе хорошо, куда-то уходит их боль… Разве этого мало?
– О нет, моя добрая Мариам. Но, думаю, они и сами еще не сознают, что могут друг для друга стать бальзамом от душевной боли.
– И к тому же срок траура уже миновал. И для моего отца, и для твоей матушки настало время подумать о себе.
– Боюсь, что они уже не смогут сделать этого. – Нур-ад-Дин тяжело вздохнул. О, он не так давно уже пытался побеседовать с матушкой о будущем, но разговор быстро увял. – Не думаю, чтобы о таком задумывался дядя Нур-ад-Дин, но матушка очень боится мнения соседок, мнения толпы. Она мне сказала, что обычаи, которые она уважает безмерно, велят ей более не думать о себе, а все свои силы отдать на устройство моего счастья и моей жизни.
– Аллах всесильный… Это плохо… Это очень плохо, Нур-ад-Дин!
– Почему, моя красавица?
– Потому что я так надеялась, что нам удастся соединить наших уважаемых родителей… Ибо если будут счастливы они, то и нашему счастью ничто и никто препятствовать не будет!
– Но ведь никто и так не ставит нам препон! Мы видимся с тобой каждый день, и твой отец, и моя матушка столь нежны с нами, столь заботятся о нас.
– Но, подумай сам, разве можем мы с тобой наслаждаться тем, что нам хорошо вместе, и не думать при этом, что наши любимые родители страдают!
Нур-ад-Дин вновь кивнул, опять порадовавшись тому, что у его избранницы тонкая и ранимая душа, неравнодушная к чужому горю.
– Признаюсь тебе, любимый, что я тоже пыталась заговорить с отцом об этом. И, вот что удивительно, услышала в ответ почти то же самое. Что теперь у него лишь одна цель – мое счастье, что обычаи больше не велят ему думать о собственном благополучии… И как я ни пыталась его убедить в том, что мое счастье зависит от того, насколько счастлив он, что я не могу думать об устройстве своей семьи, если душа болит о нем… Увы, мне показалось, что он даже не слышит моих слов!
– Ну что ж, значит, нам не удастся соединить наших родных. Если их мнение столь непоколебимо…
– О нет, я уверена, что их мнение можно не только поколебать, но и изменить! И прошу, более того, умоляю тебя, поговори еще раз со своей уважаемой матушкой! Скажи ей, что твое счастье невозможно без ее счастья! Ну должна же она прислушаться к словам сына!
– Я попытаюсь, любимая! Боюсь только, что моих слов будет мало… И матушка не услышит меня точно так же, как уважаемый Нур-ад-Дин не услышал тебя.
– Но все же попробуй… А вот если ничего не выйдет…
Мариам задумалась. «Да, если, конечно, Амаль не врет, то, быть может, и сумеет приворожить отца и добрую тетю Мариам. Но достойно ли это будет? Не станет ли это обманом? И что случится с ними обоими, когда чары рассеются?»
– И что же будет, если из моего разговора вновь ничего не выйдет?
Нур-ад-Дин не ведал, что творится в прекрасной головке его любимой, но подозревал, что она так просто от своих попыток не отступится.
– Вот тогда за дело возьмемся мы с Амаль… Она обещала, что немножко поворожит – и наши родители…
«Аллах всесильный! Они собираются поворожить… Дурочки, да разве это что-то изменит? Что ж, я не буду ее отговаривать. Пусть поворожит, если ничего другого не останется. Вот только я не могу себе представить, какие чары могут подействовать на мою добрую, но такую упрямую матушку. Да и какие могут быть чары у двух девчонок?»
– И что будет потом?
– А потом наши родители новыми глазами увидят друг друга. И тогда они поддадутся на наши уговоры… Или сами поймут, что должны быть вместе… – Мариам начала уверенно, но с каждым словом ее уверенность таяла. – Я очень на это надеюсь.
– Да будет так, моя красавица! Быть может, наши…
Но в этот миг стук калитки возвестил, что почтенный Нур-ад-Дин, уважаемый отец Мариам и хозяин дома, наконец закончил свои дневные дела.
– Т-с-с. – Девушка приложила палец к губам. – Мы с тобой говорили о том, сколь забавным был сегодня один из твоих покупателей.
Нур-ад-Дин ответил на эти слова безумным взглядом, но вскоре его глаза прояснились, и он продолжил, словно весь вечер только об этом и говорил:
– …И представь себе, прекраснейшая, после такого долгого торга он уходит, ничего у меня не купив!
Мариам одобрительно кивнула.
– И лишь потом, чуть придя в себя, я обратился за сочувствием к уважаемому Али, чьи шелковые ковры стоят куда дороже моих скоб, ведер и ножей…
– А он?
– О, а он рассказал, что этот странный человек – обыкновенный любитель поторговаться. И что самое большое удовольствие для него – не купить, а выйти из торга победителем, как получилось и со мной…
– О Аллах всесильный! Каких только людей не носит наша добрая земля…
– О чем это ты, дочка? – спросил, входя, Нур-ад-Дин. – А, сынок, ты тоже здесь… Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного!
– И пусть он простирает свою длань и над этим домом, и над тобой, добрый дядюшка Нур-ад-Дин, – ответил юноша, поднимаясь.
После разговора со своей любимой он совсем иными глазами посмотрел на отца Мариам. Перед ним был сильный, уверенный в себе, широкоплечий мужчина, с приветливым и доброжелательным лицом. О, если бы он, Нур-ад-Дин, не знал, что это отец Мариам, он мог быть даже воспылать ревностью, увидев, что тот нежно обнимает его, Нур-ад-Дина, невесту.
