«Да будет милость Аллаха с тобой, о мудрый Георгий, – подумал звездочет. – Ты подсказал отличное решение. Возможно, вдали от родины малышу повезет вырасти настоящим царевичем, достойным нашей прекрасной страны…»
Макама третья
Нелегкую ношу взвалил на плечи звездочета царь Омар. Но Назир был рад этому. Сейчас он чувствовал, что может сделать для любимой страны нечто по-настоящему важное. О нет, Назир не сомневался в точности своих предсказаний. Ни разу его не пронзило ощущение ничтожности его усилий по сравнению со всевластием Судьбы. Но вот сейчас, зажав в руке байзу и торопясь к казначею, звездочет ощутил причастность к тому великому, что простые люди называют Историей.
Эти возвышенные мысли согревали душу Назира Благородного до тех пор, пока он не вышел от казначея. Теперь же руки его оттягивал увесистый кошель с золотыми монетами. А целый сундук двое сильных стражников несли следом за ним. Казна не поскупилась на то, чтобы нежеланный наследник немедленно покинул страну.
«О Аллах, милосердный и всемилостивый! Как иногда удивительно складывается судьба человеческая! Малышу Темиру еще не исполнилось и трех дней, а он уже тайком покидает свою родину. Покидает, чтобы, быть может, никогда не увидеть ее».
«О да, мой далекий друг, – услышал Назир голос мудрого Георгия. – Боюсь, что твои опасения не напрасны!»
«О Аллах, как же сильна твоя магия, друг мой! Признайся, ты слышал весь разговор с царем Омаром».
«Это вовсе не магия, Назир, я же тебе это уже говорил не одну сотню раз. Вот и сейчас я чувствую, как тают мои силы. И потому прошу тебя, прибегни к своему старинному хрустальному шару – так мне будет куда легче беседовать с тобой. Вели стражникам оставить сундук у тебя в „приюте мудрости“. И поспеши, заклинаю тебя всеми богами!»
И далекий Георгий пропал – вернее, Назир почувствовал ту самую странную пустоту, которая возникает лишь у магов, когда их разум освобождается от чужого присутствия, пусть даже это искреннейший из друзей.
Вот наконец и башня. И вот, к счастью, двери в «приют мудрости».
– Оставьте вашу ношу здесь. Быть может, скоро мне еще раз понадобится ваша помощь.
– Повинуемся, мудрый звездочет! Ты найдешь старшину дневной стражи сразу у входа в башню.
Назир благодарно кивнул. Голос стражника показался ему знакомым, и, присмотревшись, он узнал сына своего давнего доброго приятеля, Раиса. Некогда тот был телохранителем отца нынешнего царя и капитаном царской стражи. А после вместе с царем Омаром узнал страшный вкус вражеской крови на многочисленных полях сражений.
– Рустем, мальчик мой! Сам Аллах милосердный привел тебя сюда!
– О нет, благородный Назир, это сделал казначей, повелев сопровождать вас и ваш тяжкий груз.
Звездочет усмехнулся.
– Пусть так! Но… Мне, быть может, понадобится твоя помощь. Именно твоя. И потому я прошу – не удаляйся далеко.
– Слушаю и повинуюсь, мудрый звездочет, – сдержанно поклонился юноша.
Назир чувствовал, что этот юный герой еще сослужит ему службу. Как – это пока было неизвестно. Но сыновья благородного и древнего рода Аль-Сирдаров были связаны с царским домом не одним десятком лет верного служения.
Наконец звездочет закрылся в «приюте мудрости» и встал лицом к хрустальному шару. Привычным движением простер над ним пальцы и почувствовал необыкновенно сильный ток некоей эманации, что буквально пронизывала сейчас все его существо.
Это было удивительное ощущение. Оно появлялось внезапно и было столь сильным, что в такие мгновения Назир чувствовал себя крохотной песчинкой в чудовищных песочных часах Мироздания. И еще одно знал благородный звездочет – в такие минуты ему были бы по плечу даже самые рискованные дела. Разум обострялся необыкновенно, а силы, казалось, прибывало втрое, вчетверо против привычного.
Вот потому зов достиг далекого мудрого Георгия удивительно легко и быстро.
– Ну вот, мой друг, теперь ты ближе ко мне и я могу спокойно беседовать с тобой.
Назир лишь поклонился в ответ. Он понимал, что его другу есть что сказать. И он просто пытается подобрать слова, чтобы быть понятым без долгих объяснений.
– Да, мой друг Назир, я действительно незримо присутствовал при твоем разговоре с царем Омаром. Ты мудро сделал, что ничего не скрыл от царя. И мудро позволил ему принять решение. Пожалуй, в подобных обстоятельствах – единственно верное.
– Увы, мудрый мой Георгий. Быть может, это так и есть. Но я все же ожидал, что царь посмеется над моими страхами. Что родившийся сын будет ему настолько дорог, что он не побоится рискнуть всем, но только оставить его при себе…
– Я полагаю, что такого случиться не могло. Да, ваш царь Омар неплох. Он умен, расчетлив, как воин даже храбр. Но с некоторых пор свою власть и спокойствие трона он ставит выше чувств, что могли бы сделать честь любому мужчине.
– Да, я сознаю, что это так.
– Вот поэтому царю легко было навсегда отказаться от сына, привыкнуть к мысли, что у него по-прежнему нет наследника…
Назир молчал. Увы, мудрый Георгий говорил чистую правду. Да к тому же, не время и не место было сейчас спорить о достоинствах царя Омара.
– Но есть и еще одно соображение, мой друг, которым я хочу поделиться с тобой. Пока ты беседовал с царем, я решился подслушать и его мысли.
– О Аллах милосердный, зачем?
– Чтобы лучше понимать царя. И вот что я узнал… Укрепи свой дух, Назир. Тебе будет страшно это услышать. Так же страшно, как мне было это узнать.
– Говори же, Георгий, не томи!
– Царь Омар возненавидел своего сына с того мгновения, как увидел…
– Да помилует малыша Аллах, за что же?
– Царь увидел родимое пятно малыша, так похожее на его шрам… Быть может, я не открою тебе никакой тайны, если скажу, что шрам, полученный им в той жестокой схватке, тревожит его и поныне. Но было время, когда боль не отпускала Омара ни на минуту. В те годы он готов был отдать все, что имел, за одну лишь спокойную ночь, за то, что боль никогда не вернется… Вот поэтому, лишь только царь увидел родимое пятно на головке сына, былое страдание вновь вцепилось в него своими жестокими пальцами.
– Так царь надеется, что вместе с сыном его навсегда покинет и боль… Несчастный Омар! Как же велико его заблуждение.
– Увы, друг мой, ты все понял верно.
– Ну что ж, пусть боль царя останется в его душе… Ибо нет судьи более страшного, чем собственная совесть.
– Да будет так. Скажи мне, Назир, ты уже думал о том, как и, главное, куда следует отправить малыша?
– Нет, Георгий, я лишь пытался. Но пока ничего в голову мне не пришло.
