Но бродить Амани не собиралась. Да заката оставалось совсем немного времени, а нужно было и поручение царицы выполнить («О Аллах, на свое счастье или на беду!..»), и незаметно вернуться во дворец…
Вот наконец и лачуга колдуньи. Но колдуньей в истинном значении слова эта старуха из цыганского племени, конечно, не была. Хотя кое-что умела. Некогда сам визирь посылал к ней свою дочь за приворотным зельем, хотя Аллах порицает страсть, которую можно разжечь таким постыдным способом. Говорили, что ворожея может раскрыть человеку его будущее куда точнее, чем даже сам Назир Благородный, мудрый и честный звездочет царя Омара. Но эти умения ворожеи со странным именем Хитана сейчас Амани не интересовали. А вот то, что старуха могла приготовить любое снадобье, было сейчас как раз кстати.
О нет, хитрая, как лисица, Амани не хотела приносить во дворец яд. Начнутся разговоры… Кто-то обязательно вспомнит, что царица, уединившись с дочерью визиря, о чем-то с ней беседовала, а эта самая дочь визиря потом очень быстро исчезла с женской половины. Амани этого вовсе не хотелось.
Амани задумала купить у ворожеи снотворное из тех, что погружают в долгий сон без сновидений. Именно название этого зелья и было сейчас нацарапано на клочке бумаги. Кто знает, быть может, царице хватит и такого?
– Ах, красавица! Вижу, не простая ты горожанка. И молчишь с умыслом, и руки изнеженные прячешь намеренно. Что ж, зелья я продаю всем. Продам его и тебе. Вот, держи флакон. Но помни, десятка капель тебе хватит, чтобы ты уснула глубоким освежающим сном от заката до рассвета. Если ты просчитаешься, то каждая следующая капля удлинит твой сон на одну ночь… Жаль, что мне не дано сейчас видеть твоего лица. Но и без этого мне прекрасно известно, что ты никак не можешь решить, как же тебе следует поступить – с выгодой для себя или с выгодой для любимого.
Амани отступила назад, чтобы лицо ее, и без того закрытое густой чадрой, все же оставалось в длинной вечерней тени.
– Не пытайся решать, сделай так, как тебе больше хочется. Все равно ты о своем решении пожалеешь. Быть может, чуть раньше, быть может, чуть позже…
Амани, зажав флакон в руке, попятилась из лавки.
– Помни, красавица, каждая следующая капля удлинит сон на одну ночь… будь осторожна, не просчитайся!
Вот, к счастью, и улица, тихая в этот вечерний час. Страшные горящие глаза старухи еще стояли перед мысленным взором Амани. Они словно гнали ее к дворцу, торопили принять наконец хоть какое-то решение.
Потайная калитка закрылась без звука за спиной у дочери визиря. Песок узкой тропинки поскрипывал под башмачками, дыхание прерывалось, а сердце в груди колотилось так сильно, что Амани боялась, что этот громоподобный звук будет слышен во всем городе.
– О Аллах, подружка, вот наконец и ты!
– Я, госпожа, – с поклоном ответила девушка.
– Ты принесла? Ты не обманула меня?
– О нет, великая царица…
Вот сейчас все и решится, поняла Амани. Если Хаят будет настаивать, следует дать ей снадобье. Если откажется, значит, Аллах помиловал разум и душу царицы. А ей, скромной дочери визиря, останется только смотреть издали на своего любимого, великого царя Омара.
– Что значит «нет»?! – Обычно спокойный голос царицы сейчас возвысился до визга, а лицо исказилось, как у капризного ребенка, у которого отобрали долгожданный подарок.
– Да помилует меня великая царица, я сказала «нет», отвечая на твой последний вопрос. Я не обманула тебя. Вот оно…
И Амани раскрыла ладонь. Грани синего стекла в свете одинокой свечи заиграли суровыми холодными красками.
– О Аллах, дай же мне его побыстрее! Мой маленький сыночек, мой Темир, плачет уже так громко, что его голос может не услышать только глухой! Да не медли! Вот чаша!
Чаша показалась Амани подобной бассейну на церемониальном дворе. Огромной и глубокой.
«О Аллах милосердный, прости мне мое деяние. Я же делаю лишь то, что мне приказала сама царица…»
И с этой мыслью Амани до краев наполнила чашу. Во флаконе оставалось еще немного зелья, и девушка поспешила спрятать его в тот же кошель на поясе.
А царица приникла к напитку, что пах цветами, похожему на расплавленный дымчатый топаз. Один глоток, другой, третий… Наконец чаша была опустошена, а Хаят, словно сразу ощутив облегчение, откинулась на подушки. Подняла на Амани счастливые глаза и прошептала:
– Благодарю тебя, подружка!.. Скоро я увижу тебя, мой малыш. Уже очень скоро, потерпи… Мама торопится к тебе…
Глаза Хаят закрылись, а рука, крепко сжимавшая край покрывала, наконец расслабилась. Слабая улыбка еще несколько мгновений играла на ее губах, но потом лицо разгладилось и какое-то неземное спокойствие наконец отразилось на нем.
И только сейчас Амани поняла, что вот так смогла расчистить себе дорогу к трону. Да, стоило признаться самой себе, что она только что отравила царицу и надеется занять ее место подле Омара, великого царя и великого сластолюбца. И, осознав это в полной мере, пришла дочь визиря в такой ужас, что мир перед ее глазами заволокла черная пелена.
«О Аллах милосердный и всемилостивый, никогда не простишь ты мне этого деяния…» И слезы хлынули из глаз Амани, горячие, жгучие слезы раскаяния. Сердце ее разрывалось, но где-то в глубине души ожила уже искра надежды – теперь наконец все изменится. И скоро не она будет исполнять чьи-то прихоти, а ее желание станет вершить судьбы… пусть не всего мира, но целой страны Ал-Лат.
Вот потому и вышла Амани из опочивальни царицы с высоко поднятой головой. Пусть слезы еще не высохли на ее ресницах, пусть совесть была отягощена страшной тайной, но плечи уже гордо распрямились, а взгляд перестал быть взглядом робкой девушки.
Такой и увидел ее на пороге женской половины царь Омар. Быть может, хотел он, вернувшись с охоты, осведомиться о здоровье любимой жены… Или, быть может, намеревался посетить гарем, чтобы вдохнуть сладкий фимиам ласки и поклонения… Но как только перед ним предстала новая Амани, все мысли покинули грешную душу царя. И лишь одно желание осталось – немедленно, сию же минуту, припасть к этим сладким устам, насладиться всеми изгибами такого соблазнительного тела…
Поэтому, не говоря ни единого слова, царь Омар взял Амани за руку и повлек ее к своим покоям. Так же безмолвно закрыл дверь опочивальни, отгородившись от всего мира и всех забот.
И наконец смог дать волю своему желанию, сжигавшему его подобно жару тысячи солнц.
– О прекрасная, далекая, сладкая Амани!
– О мой любимый!
Царь, на миг оторвавшись от губ девушки, недобро усмехнулся:
– Нет, не говори так! Любви нет – есть только желание…
Царь грубо схватил ее за плечи, и она вскрикнула. Но не отпрянула. Даже не вздрогнула. Вместо этого она повернулась к нему и стала гладить его по руке, плечу, пока не коснулась лица.
