Он наслаждался, сливаясь с этой роскошной и прекрасной женщиной-богиней, которая тяжело дышала под ним. Ее движения поощряли его идти вперед. Никогда еще он не чувствовал себя таким сильным, таким мужественным и… бессмертным.
Та-Исет вдруг вскрикнула:
— О боги, я умираю!
Убедившись, что она уже достигла вершины страсти, Имхотеп, издав низкое торжествующее рычание, принес свою кипящую жертву богине любви. Онбыл потрясен до самой глубины своего существа. Ему показалось, что царица его грез лежит в глубоком обмороке. Ее прекрасное тело было покрыто испариной, слабо-серебристое сияние которой подчеркивало золотистый цвет кожи. Он подумал бы, что она мертва, если бы не голубая жилка, которая билась в крошечной соблазнительной ямочке в основании ее шеи.
Она воспарила вверх и плавала там, свободная и счастливая, обозревая под собой горное жилище богов… Потом вдруг она нырнула вниз, в вихрь, в залитую светом пропасть, которая разрушала и ее тело, и душу… Что-то случилось, но было непонятно, что именно. С тихим стоном она пыталась избавиться от этого гибельного ощущения. Медленно, почти болезненно, прокладывала она себе путь обратно к жизни, и первое, что осознала, когда чувства вернулись к ней, было ощущение чьих-то поцелуев на губах.
Та-Исет открыла глаза. Имхотеп улыбнулся ей, и его губы вновь завладели ее губами. Они были требовательными, и она покорно соглашалась, целуя его в ответ с таким же пылом. Она приоткрыла рот, впуская его ищущий язык, который, коснувшись ее чувствительного нёба, вызвал радость наслаждения. Имхотеп начал посасывать ее язык, словно пытался вытянуть из ее раскрытых губ самую ее душу. Она уклонялась, пытаясь повторять его действия. Ей стало приятно, когда он задрожал, прижавшись к ней, и отпрянул, прошептав на ухо:
— Богиня, ты погубишь меня…
Впервые за многие месяцы Та-Исет почувствовала внутри себя бьющее ключом искреннее веселье. Ее смех тепло и озорно зазвучал в его ушах, и он тоже улыбнулся.
Некоторое время они тихо лежали рядом. Увидев, что возлюбленный заснул, богиня тоже погрузилась в негу.
— Хотел бы я когда-нибудь возлечь с богиней… — пробормотал Мераб, понемногу приходя в себя.
— Недурно, мой мальчик.
Мераб улыбнулся словам Алима.
— Я самонадеян?
— Нет, друг мой, всего лишь молод. Когда-нибудь ты поймешь, что страсти, которые кипели среди богов, лишь отражение, причем неясное, страстей, что кипят среди обычных смертных. Однако прошу тебя, поберегись высказывать вслух подобные желания.
— Отчего, невидимый друг?
— Оттого, мальчик, что мысль вещественна. Все, что ты когда-то произнес, может воплотиться в жизнь. И я не уверен, что ты обрадуешься подобному воплощению.
Мераб промолчал, подумав, что Алим никогда и ничего не советует просто так.
Свиток двадцать первый
В книге же страсти кипели нешуточные.
Словно опрокинутая ветром, ширма упала на каменные плиты пола. А там… О нет, великий Ра, только не это, только не сейчас! Там стояла она, сильная и грозная богиня Бастет. Ее раскосые кошачьи глаза метали молнии, а прекрасные руки, казалось, готовы были разорвать в клочки и Имхотепа, раскинувшегося в блаженной неге, и Та-Исет, вскочившую при появлении своей госпожи.
— Так вот как ты, ничтожная, исполняешь мое повеление!
— Госпожа моя…
— Где я тебе велела оставаться? Почему ты посмела покинуть опочивальню царицы? Разве не должна была ты, невидимая, неосязаемая, все свои силы отдать тому, чтобы юный фараон родился сильным и здоровым? Разве не твоей заботой было здоровье его матери, царицы Ситатон?
Увы, грозная Бастет была права: Та-Исет должна была сейчас находиться совсем в другом месте. Но она, собственно, побывала там, в опочивальне царицы. Она дождалась рождения наследника престола, которому дали имя Ахмес, убедилась в том, что сама молодая мать чувствует себя не хуже, чем любая земная женщина, только что родившая здорового и сильного мальчишку.
И только после этого Та-Исет позволила дать волю собственным чувствам. Она уже не раз замечала, как внимает прекрасный Имхотеп словам ее госпожи, богини Бастет. Не раз с болью в душе следила, как закрываются за юношей двери опочивальни, не раз уже слышала стоны наслаждения из-за створок этих дверей.
И вот сегодня, когда прекрасный юноша вновь обратил свое внимание на нее, ученицу прекрасной богини, юную Та-Исет, сегодня, когда она наконец вкусила прелестей любви с сильным молодым мужчиной, сегодня… Сегодня все и закончится.
Самым страшным даром юной Та-Исет был дар предвидения. Увы, не всегда она могла понять, что значат картины, возникающие перед ее глазами, но всегда могла увидеть, что будет завтра. И потому в этот миг девушка как никогда ясно увидела, что сейчас все закончится. Черная, как ночь, пелена встала перед ее взором. И Та-Исет поняла, что будущее для нее закрыто. Его просто у нее нет…
О, как хотелось Бастет сейчас убить, уничтожить, испепелить эту тоненькую девушку! Но, увы, это было не в ее власти. Ибо все ее прислужницы и ученицы были такими же, как и сама богиня, небожителями — вечными, бессмертными сущностями, каким дано лишь забвение, подобное смерти, но не сама смерть.
Убить, уничтожить, стереть с лица земли, предать забвению… Да все что угодно, лишь бы навсегда избавиться от этой маленькой предательницы! О, богиня была в гневе! Не просто в гневе — она пылала жаждой мести. И вовсе не потому, что Та-Исет не осталась в опочивальне царицы, не потому, что девушка не стала опекать едва родившегося наследника престола, как это следует делать и самой Бастет, и всем ее ученицам и прислужницам. Ибо богиня Бастет, даже не пытаясь скрывать это, тяготилась просьбами ничтожных земных женщин.
О да, ей приносили щедрые жертвы, необыкновенные дары, пытаясь задобрить саму судьбу. Некоторым из них богиня и в самом деле помогала, частенько потом сожалея о своей помощи. Ибо дети, что рождались в муках, потом предавали своих матерей, обманывали их надежды, становясь разбойниками на службе у правителя страны или ворами на службе у собственной жажды наживы. О сколько раз слышала Бастет жалобы таких матерей, их причитания! И каждый раз она проклинала себя за то, что помогла родиться существу никчемному, жестокому или трусливому. Ни разу еще не встретила она человека, который вызвал бы у нее хоть слабую тень уважения к своим достоинствам. И потому богиня с удовольствием перекладывала свои обязанности на прислужниц и учениц.
Любимейшей из них была Та-Исет — скромная, послушная, безотказная ученица. Ей Бастет доверяла почти как самой себе. И потому боль от удара, который та ей нанесла, была такой жгучей. Ибо девушка смогла соблазнить, увести Имхотепа — новую любовь самой богини. Юноша был земным человеком, но смог перехитрить бога богов, всесильного Ра, и сотворил напиток, дарующий вечную жизнь и вечную молодость. И теперь он находился посередине между людьми и богами. А прекрасная и умная Бастет не могла не плениться его свежестью и красотой.
