Это мог быть только Анатоль и никто кроме Анатоля. Когда Маделайн взглянула на Доротею, на губах ее играла торжествующая улыбка.
– Анатоль возвращается! Дотти, увидишь – все будет хорошо.
Не дожидаясь ответа кузины, она с радостным нетерпением снова устремила взгляд на дорогу. Но по мере того как всадник приближался, ее улыбка увядала.
Этот могучий незнакомец совсем не был похож на ее Анатоля – куда более он походил на одного из тех разбойников, о которых с таким ужасом говорила Доротея. Облаченный в черное – от шляпы до высоких сапог, – он сидел верхом на черном, как ночь, жеребце. Длинные темные волосы развевались по ветру точно так же, как буйная грива его скакуна.
– Боже милосердный, – услышала Маделайн сдавленный возглас Доротеи. – Только не говори мне, что этот грубый верзила твой…
– Нет! – Рука Маделайн метнулась к миниатюре и сжала ее, как если бы то был священный талисман, ограждающий от злых сил. – Разумеется, нет!
Однако по мере того, как всадник приближался, ее все сильнее охватывало дурное предчувствие. Она вдруг ощутила непреодолимое желание спрятаться в карете. Но было уже поздно. Всадник ворвался во двор, и слуги Маделайн в страхе отшатнулись, словно земля перед ними вдруг разверзлась, явив взору пучину ада.
Всадник осадил лошадь перед лестницей.
– Где она? – громовым голосом, полным яростного нетерпения, вскричал он. – Черт побери, где моя жена?
Голос смуглого незнакомца насмешливым эхом заметался меж неприступных стен замка. Сердце Маделайн замерло, а пальцы с такой неистовой силой сжали миниатюру, что хрупкая слоновая кость едва не треснула.
– Нет! – выдохнула она, но в этом слове прозвучало не отрицание, а скорее мольба.
Она перехватила недоверчивый взгляд кузины и воскликнула:
– Говорю тебе, это не он! Не Анатоль! – Маделайн сама слышала, какое отчаяние звучит в ее голосе. – Это какая-то ошибка, ужасная ошибка… – повторила она еле слышно. – Ошибка… или дурной сон.
Когда незнакомец спешился, Маделайн взглянула на портрет, одновременно и надеясь, и страшась найти сходство между этим черным всадником и Анатолем, являвшимся ей в мечтах. Никакого сходства она не находила. В мужчине, стоявшем у подножия лестницы, не было и следа той печальной нежности, которая наполняла глаза юноши, изображенного на миниатюре.
Его поступь принадлежала не поэту, а воину, в каждом движении легко угадывалась властная натура, привыкшая повелевать и не терпящая неповиновения. Неизвестно откуда появились грумы и конюхи, ни один из которых не вышел к лошадям Маделайн. Угодливо кланяясь, они приняли у хозяина норовистого жеребца. С ног до головы одетый в черное мужчина с небрежной грацией пересек двор. По его виду можно было с уверенностью сказать, что все вокруг принадлежит ему.
У Маделайн упало сердце. Даже Роберт казался испуганным. Но все же он, хотя и с явной опаской, приблизился к незнакомцу и указал ему на верхнюю площадку лестницы, где стояли дамы.
Тот поднял голову, и Маделайн отшатнулась. Дольше отрицать очевидное было бессмысленно. Сколь бы чудовищным это ни казалось, но темноволосый мужчина и был ее мужем.
Ее мужем! Миниатюра выскользнула из внезапно ослабевших пальцев Маделайн и повисла на ленте. И тут горькое разочарование, охватившее все ее существо, сменилось новым чувством, когда Анатоль начал подниматься по ступеням. Она ощутила настоящий ужас.
– Доротея!.. – пробормотала она, ища рукой руку кузины.
Та тоже побледнела от волнения, но все же не преминула заметить:
– Я же говорила тебе, что надо бежать отсюда. Если этот человек не твой муж, то лучшее, что ты могла бы сделать, – достать пистолет и выстрелить в него. По-моему, этот дикарь способен изнасиловать тебя прямо на лестнице.
– Если это мой муж, то ему нет нужды брать меня силой. Я принадлежу ему по праву, – хрипло прошептала в ответ Маделайн. Одной этой мысли было достаточно, чтобы у нее задрожали колени.
Анатоль преодолел последнюю ступеньку и остановился. Вблизи его облик пугал еще сильнее – темные, рассыпавшиеся по плечам волосы, широкие нахмуренные брови, сверкающие глаза, ястребиный нос и высокие, резко очерченные скулы придавали ему удивительное сходство с кельтским воином. Если земля Корнуолла и могла смириться с присутствием человека, то именно такого человека – сурового и угрюмого. Широкий лоб Анатоля пересекал бледный, идущий наискосок шрам. Он окинул обеих женщин пронзительным взглядом.
– Мадам Ледж? – прозвучал его хриплый голос.
Маделайн, сдерживая дрожь в коленях, попыталась изобразить некое подобие реверанса, а неустрашимая Доротея воинственно выступила вперед и спросила:
– А кто спрашивает мадам Ледж?
Угрюмое лицо древнего кельта на мгновение посветлело.
– Мистер Ледж, – коротко бросил он. Он приблизился к Доротее и оглядел ее с ног до головы, причем в глазах его читалось некое подобие одобрения.
– Наконец-то вы прибыли, Маделайн! Добро пожаловать в замок Ледж, миледи.
И прежде чем та сумела произнести хоть слово, чтобы исправить ошибку, Анатоль Ледж с видом человека, намеревающегося честно исполнить свой долг, сжал ее в объятиях. Его голова склонилась, и он запечатлел на устах Доротеи супружеский поцелуй.
Маделайн, не в силах пошевелиться, в ужасе наблюдала эту картину. После слабой попытки к сопротивлению Дотти обмякла в железных объятиях Анатоля. Первый раз в жизни ее целовал мужчина.
Маделайн была столь же неопытна. И никогда прежде ей не доводилось видеть такого поцелуя – полного страсти, неутолимой жажды. Она прижала к губам дрожащие пальцы, словно ощутила жар этого поцелуя на своих губах, и по всему ее телу пробежал трепет.
Наконец Анатоль отпустил Доротею. При виде пылающего лица и широко открытых глаз женщины его губы дрогнули в подобии улыбки. У Маделайн мелькнула мысль, что она стала свидетельницей невероятного события: Дотти молчала. Прошло довольно много времени, прежде чем она судорожно втянула воздух, заморгала, издала душераздирающий визг и, пролетев мимо ошеломленного Анатоля, скатилась по лестнице. Внизу она без чувств рухнула на землю, увлекая за собой Роберта, который попытался ее поддержать.
Лицо и шея Анатоля медленно наливались кровью. Наступила зловещая тишина, и Маделайн не слышала ни единого звука, кроме стука собственного сердца. Надо бы броситься на помощь кузине… но она словно приросла к месту и не могла сделать ни шагу. К тому же на ее пути внушительной преградой возвышался Анатоль, казалось, выросший вдвое от ярости и уязвленного мужского самолюбия. Если он и заметил Маделайн прежде, то теперь, как видно, начисто забыл о ее присутствии.
Кто-то должен был открыть ему глаза на происшедшее, но, окинув взглядом двор, Маделайн поняла, что помощи ждать неоткуда. Никто из многочисленной челяди не осмеливался даже глаза поднять, не то что взойти по лестнице и доложить хозяину, какого он свалял дурака. Вместо этого все собрались вокруг бездыханного тела Доротеи, обсуждая, как лучше привести ее в чувство. Наконец та пошевелилась и слабо застонала.
