– Однако не время лениться! Мой хороший давно уже в трудах, а я все еще валяюсь… Стыдно! Недостойно хозяйки поместья.
Девушка неторопливо одевалась и раздумывала, что же нужно сделать сегодня… С чего начать, чем продолжить.
– Отправить мастеров, дабы закончить кладовую. Дождаться купцов с тканями. Кухня! Аллах великий, как же я могла забыть! Я же собиралась поговорить с мужем о новой посуде!..
«Но уже и забыла… Ах, как вы все глупы, женщины…»
– Быть может, сегодня не торопиться… Быть может, для начала как следует рассмотреть при свете дня, что же там, в каменном ларце…
– Нет, – Хамида в ответ отрицательно качнула головой, – прежде всего я должна рассказать мужу, что нашла его ларец. Рассказать и попросить дозволения открыть его!
В пустой комнате раздался смех – так мог смеяться только один человек во всем мире: ее любимый, ее Руас.
– Но он же мне сам оставил свой голос, – остановившись на полуслове, проговорила девушка. – И сам уговаривает меня рассмотреть при свете дня содержимое ларца…
Рука с гребнем остановилась – шелк светло-пепельных волос закрыл спину девушки драгоценным плащом. Хамида размышляла, призрак томился. Текли минуты, наполненные золотым утренним покоем.
– Но если он сам уговаривает меня рассмотреть камни поближе… Сам…
Девушка рассмеялась.
– Глупышка Хамида… Как же все просто – раз он сам уговаривает, значит, он уже дал на это свое согласие! Значит, согласия у него можно не спрашивать… Какое счастье!
И Хамида поспешила в дальнюю комнату, где оставила ларец. Призрак не отставал ни на шаг, удивляясь тому, какую невероятную дурочку выбрал себе в жены его всегда такой рассудительный, осторожный брат.
«Ну же, глупышка. Возьми в руки вот это колье… Или нет, лучше вот это ожерелье… Быть может, на одной из его бусин нанесено то самое заклинание?»
Но Хамида решила получить не часть удовольствия, а все. Поэтому она осторожно отодвинула ларец от края стола вглубь и расстелила рядом огромный шелковый платок.
– Вот так… Теперь я буду вынимать эти дивные украшения по одному, примерять, любоваться. А потом класть сюда… И торопиться не буду – раз уж мой заботливый супруг сам даровал мне дозволение любоваться самоцветами не только вечером, но и при свете дня.
«Однако, маленькая дурочка, ты обстоятельна… И беспорядка, похоже, не любишь…»
Призрак опустился на подушки рядом с Хамидой. Ему, конечно, не нужен был отдых, ибо он не устал. Да и, говоря по чести, ему вообще было все равно – сидеть ли, стоять, идти… Ибо он был почти бесплотен – хотя та же прошлая ночь показала, что плоти все-таки не лишен.
Да и природа древнего заклинания была столь уникальна, что его ощущения остались при нем, как остались при нем и все плотские, человеческие его желания. Но что забавнее всего – оказалось, что его, невидимого, могли осязать те, кто к нему прикасался… Как эта малышка из далекой северной страны, ласки которой еще долго будут жить в его, призрака, памяти.
– Однако что ж это я? А тот, вчерашний камень? Тот, который едва не стоил мне жизни? Ведь он остался в опочивальне… Муж наверняка укорил бы меня за такую рассеянность…
«Да, вот тут ты стократно права… Он бы не просто укорил, он бы убил тебя за это. А тело бы спрятал в какой-нибудь бесконечно далекой пустыне».
Но Хамида уже вернулась. Сейчас волшебная подвеска с удлиненным темно-синим камнем, который держал в когтях суровый золотой коршун, была зажата у нее в кулачке. Девушка встала на колени рядом со столиком, укрытым шелковым платком, и бережно опустила украшение точно посредине. Веселый утренний солнечный луч тут же облил его теплым золотистым светом. И, словно в ответ на это давно забытое прикосновение, в глубинах кобальтово-синего камня ожила ослепительно-голубая искра.
– Клянусь, в свете солнца он еще больше походит на глаз…
– О да, мудрая дева, – призрак тоже не мог оторвать взора от этого чуда. – Ты еще вчера столь верно заметила, что сей камень может быть только знаменитым «глазом Фатимы». Однако судьба этого камня печальна, и перед нами только осколок сапфира, ставшего легендарным…
– Печальна?
Хамида подняла голову. Призрак готов был поклясться, что она отчетливо видит его лицо, более того, что она пытается в глубине его глаз разглядеть ответ на вопрос.
– Конечно… впрочем, суди сама. Мохаммед, пророк наш, будь славен Аллах, имел много детей. И был им хорошим и заботливым отцом. А любимицей была дочь Фатима. Она была прекрасна лицом и телом, добродетельна, умна и горда. Высокомерие, надменность, спесь и тщеславие были ей чужды. С самого раннего детства она посвятила свою жизнь служению Аллаху. И каждому, кто смотрел на нее и слышал ее ласковый голос, казалось, что сам Аллах через эту девушку посылает на землю луч своей бесценной доброты, милосердия и сострадания.
Особенно необычными были глаза Фатимы. Большие и лучистые, они были голубыми, как небо. Она помогала своему отцу, нашему пророку, в распространении слова Божьего, и люди с радостью внимали им. Но вскоре после того как Аллах, слава ему, в своей доброте призвал Мохаммеда к себе, верующие стали недовольны и неприветливы и начали истолковывать слово Аллаха в соответствии со своими собственными потребностями и нуждами. Они спорили и создавали группировки, не желавшие иметь друг с другом ничего общего. Они назначали себе предводителей, и каждая из партий считала, что именно она обладает мудростью Аллаха.
Фатима с печалью взирала на все происходящее. Говорят, что дождь шел всякий раз, когда она плакала, печалясь и скорбя о раздорах среди верующих. Это подточило здоровье дочери Мохаммеда и привело ее к смертному одру. Но перед тем как умереть, Фатима обратилась в своих печалях к Аллаху. Она вырвала глаз и попросила Всевышнего: пусть этот глаз вернет верующим мудрость и мир. И Аллах в своей безмерной доброте услышал ее молитву. Он превратил глаз в сапфир, столь большой, совершенный и прекрасный, какого еще не видел мир. Однако как только Аллах, да святится имя его, забрал Фатиму к себе в рай, спор между верующими разгорелся с новой силой. Каждая группировка хотела владеть глазом, чтобы добиться власти над верующими. Когда Аллах увидел это, то разгневался на жадность и тщеславие людей. Он метнул на землю молнию, которая раскрошила сапфир на множество осколков, и разбросал их по всему свету – с тем чтобы люди с усердием собрали эти осколки в единое целое. И только тогда, когда это удастся, они обретут мудрость и вновь объединятся. И лишь тогда наконец настанет мир.
Шепот призрака умолк. Хамида пришла в себя.
– Однако я не вижу в этом ничего печального, о мудрый мой муж. Наоборот, деву, отдавшую свою жизнь за счастье других, помнят. Ее имя прославлено в веках, о ней сложили прекрасную легенду…
Призрак ухмыльнулся. Девчонка-то по-своему права. Не каждый из некогда живших под этим голубым небом удостаивается собственной легенды.
