«М-да… „Кладбищенская детектива“: покойнички, сторожа, бомжи — и внезапно обнаруженный безвинно убиенный. Сейчас так оно и будет», — подумала я.
— …завсегдатай кладбищенский Степан Беспалый. Он, это, по пьяному делу лет десять назад… нет, девять… руку отморозил, ну три пальца ему, недокормышу…
Почему «недокормышу»?
— …в больнице и оттяпали — за милую душу! Это, трех пальцев как не бывало. Нет, все-таки назад тому лет десять.
— Да какая разница! — не выдержала я.
— Действительно, никакой, — послушно согласился Аякс.
И хлебнул пива. Потом еще хлебнул. И еще. Почмокал губами. Откашлялся.
Я зарычала.
Венчик покосился в мою сторону.
— Хм… Ну вот. Оттяпали ему, это, три пальца, и стал, значит, Степка…
— Пропади ты пропадом со своими пальцами!
— Ну да. Смотрю, значит, крадется. Ну, я, это, подозвал его. А у него тоже с собой было. Выпили мы, значит, покурили, благо, в «бычках» сейчас дефицита нету. Ну, он мне и говорит: «Слышь че…» Я тебе, Татьяна, сейчас, это самое, титировать буду… То есть тицировать… Ну, в общем, Беспалый говорит: «Слышь че, я тебе щас, это самое, жуткую историю расскажу. Неделю или две назад, значит, уж и не помню, когда точно, брожу я, это самое, так же вот по кладбищу, мечтаю, может, кто угостит чем… В общем, вижу — хоронят кого-то. Направился я… — Степан то есть — …к могиле. Подошел. Покрутился около могилы, поглазел на усопшего».
Интереснее занятия не мог найти — только усопших разглядывать.
— «Хоронили, значит, какого-то суперного мужика…»
— Какого мужика?
— Ну-у, всего из себя такого, это, с прибамбасами всяческими. В общем, больно все богато и красиво было: и гроб дорогой, и мраморный памятник… Беспалый сказал, памятник за три дня сварганили, — это ж какие деньги иметь надо! Ну, короче, это самое… Я лучше Степкиными словами дальше говорить буду: «В общем, закопали покойничка, закуску на могилке разложили, бутылки открыли, поминать стали, кто хотел. Ну, я тут же кручусь». Степан, значит.
— Я поняла.
— Что поняла?
— Продолжай, будь любезен.
— А-а, заинтересовалась?
— Да рассказывай же!
Венчик сделал большой глоток, покачал головой:
— Пиво — так себе. Но пить можно.
— Слушай, Георгич…
— Да, да. Ну вот. Степка — он вот че говорил: «Какой-то мужик сунул мне в руку бутылку: „На, — говорит, — помяни раба божьего Николая“. Обычно нам, как известно, остатки в бутылках дают, ну, самое большее — полбутылки. А тут — целая поллитровка. Непочатая. Новенькая. Я, это самое, обрадовался, отошел за три оградки, присел на скамеечку и вылил ее, родимую…»
— Скамеечку? — уточнила я.
Аякс рассердился.
— Острить будешь? Заткнусь, это самое, и не услышишь ничего больше!
— Ладно, ладно, продолжай.
— В общем, вылил Степка эту бутылочку, что называется, «из горла в горло». Она, любезная, даже и не булькнула. Но Беспалый — он же мужик не мужик, а хлюпик, для свала много ли ему надо? В общем, Степан мне так сказал: «Я, — говорит, — чувствую, что уже ничего не чувствую. Сполз, значит, со скамеечки, улегся между могилками и враз отключился. Очнулся от озноба — все-таки весна, это тебе не лето, ночью-то прохладненько, — а еще от каких-то голосов. Открыл глаза — темень, сразу не врубился — где я, что со мной? Потом уже вспомнил. Слышу, разговор — тихий, но где-то рядом. И возня какая-то. Голову приподнял… Ба-а, могилку усопшего раба Николая грабят! Мародеры проклятые! Похоже, узрели, что мужик богатый был, и решили грабануть. Я, значит, пришипился, смотрю, что дальше будет. Ну, разрыли они могилу, подняли сверток какой-то длинный и в яму-то и опустили. А после быстро могилу закопали. Я уж лежу, шелохнуться боюсь, а то, пожалуй, третьим буду в могиле-то. Ну вот. Закопали, значит, они могилу, все установили, как было, и ушли». Ты представь, Татьян, это ж какая силища нужна — мраморную глыбу туда-сюда ворочать.
— Ты не отвлекайся, не отвлекайся.
— Ну да. Степан и говорил, значит: «Я с того места скорей драпать, а то вдруг вернутся, граждане-то. Однако хоть и темно было, но в одном мужике по разговору узнал Федьку-могильщика. Он, когда говорит, некоторые слова выворачивает». А я, стало быть, при первом удобном случае — к тебе, Татьяна, прямиком. Такая вот, значит, история вышла. А пиво… нехорошее. Но, с другой стороны… ты мне еще закажи. Пиво — оно пиво и есть. А вот слыхал я недавно, люди у нас исчезать начали.
— Откуда?
— Да кто ж их знает… Вроде как НЛО их забирает… А может, НЛО тут и ни при чем вообще. Может, прибьют человека и в чужую могилку-то закопают. А потом ищи-свищи, все равно не найдешь. Вот так-то.
— Спасибо тебе, Георгич, ты очень помог следствию.
— Приносить повсеместную пользу — моя, это самое, страсть. И жизненная, так сказать, креда, — важно произнес Аякс и глупо ухмыльнулся.
— Очень рада. Да, вот еще что. Мы сможем найти твоего приятеля, если это будет необходимо?
— Беспалого-то? Его и искать нечего: он, стало быть, всегда на кладбище пасется. Теперь, значит, до самой зимы будет там неотлучно. Ну и я, конечно, без помощи не оставлю.
Не Серегина ли в эту могилу… Время-то совпадает…
Я встала, простилась с Венчиком, попросила принести ему еще две порции пива. Он довольно зажмурился и закивал.
Значит, теперь, во-первых, нужно выяснить все про могильщика Федьку, а во-вторых… Там видно будет.
Я вынула из сумочки сотовый и набрала любимый милицейский номерок.
— Киря, привет. Узнал, конечно?
— Папку верни, — «поздоровался» Владимир Сергеевич.
— Непременно… потом. А сейчас у меня к тебе срочное дело. Я заеду?
— Сейчас?
— А когда же?
— Вроде вчера только виделись…
— Ладно, Кирсанов, не вредничай. Минут через двадцать буду у тебя.
* * *
Не может Танечка без приключений: на Вольской едва не попала в аварию. Уж так мне весело стало, когда из переулка наперерез моей машине на большой скорости грузовик выскочил. Чудом успела вывернуть руль, уходя от удара… Пока в себя приходила, грузовика и след простыл. Даже номер не запомнила.
Ну и как сие прикажете понимать? Что это было — покушение или «стечение обстоятельств»?
До сих пор руки трясутся.
Кое-как добралась до УВД.
— Обещала через двадцать минут, а задержалась еще на двадцать, — с сердитой физиономией встретил меня Киря.
— Извини, что опоздала. Если б не досадная случайность, ни в коем случае не позволила бы себе тебя, любимого, разозлить. Чуть не попала под машину.
