Передернуло от мысли, что, пока я лежала без сознания, оно по мне ползало.
Шагнула влево. Что ж мои мучители не догадались прибраться-то здесь; все-таки не кого-нибудь — меня заперли. Ох, жизнь!.. Шлеп-шлеп. Голова болит… Шлеп-шлеп. Воды — почти по щиколотку. Откуда она набирается? Может, это бассейн?
Ежели вода будет прибывать такими темпами, я долго не выдержу — захлебнусь и утону. Поэтому надо срочно искать выход.
Шлеп-шлеп. А пауков тут нет? Впрочем, вряд ли — слишком сыро. До чего же стена мерзкая! Вот уже угол. Шесть шагов. Повернули…
Чав!
Ой, мама! Я взвизгнула.
Оно затаилось где-то совсем близко. Я тоже замерла, с перепугу зацепив ногу за ногу, как цапля. Чав! И хрюкает. Это жаба, конечно. В принципе ничего страшного… в принципе… Но боюсь я их. Жуткие они, скользкие какие-то… Опять же, бородавки от них, говорят…
Однажды меня заперли на чердаке. Тоже, конечно, приятного мало, но там хоть не было лягушек. Там было сухо и шуршали мыши. А к мышкам я хорошо отношусь.
…Пять, шесть, семь, восемь. Шесть на восемь, значит. Маловато помещеньице. Интересно, какова глубина этого колодца? И где, в конце концов, лестница?
Ну-с, Танечка, соберись с силами… и духом… и обследуй еще две стены.
Шлеп-шлеп.
Тревожат две вещи. Во-первых, как отсюда выбраться? Даже если я сумею подняться по лестнице (ежели таковая существует), крышка — или дверь — моей тюрьмы наверняка заперта. И во-вторых, почему снаружи так тихо? Меня привезли на чью-то дачу — это я помню, — причем на дачу сравнительно недалеко от шоссе… Выволокли из машины… Там был большой двор… дом огромный… множество хозяйственных построек… А потом меня тюкнули по голове двадцатитонной гирей, и я потеряла сознание.
Чав!
Ма-а-ма-а!..
— Слезь с меня, скользкая дрянь!
— Она тут! Товарищ подполковник, тут, в подвале.
— Я тут, совсем тут! Киря, солнышко… Саша… кто-нибудь, достаньте меня отсюда…
Глава 9
С компрессом на голове и самыми мрачными мыслями в ней, родимой, я — у себя дома, на диване — постепенно приходила в себя. Меня уже навестили все, кому не лень: Киря, радостно сообщивший, что санкция прокурора получена и «назавтра вполне можно будет производить раскопки»; Кочетков, вежливо заверивший, что «все теперь будет хорошо»; славный человек Костя Федечкин, доставивший наконец продукты; Тулузов, периодически готовивший из этих продуктов что-нибудь «вкусное и — главное — питательное»…
В общем, живи да радуйся. Но радоваться почему-то не хотелось — дело не двигалось с мертвой точки. Мои похитители молчали, как партизаны. Улик — никаких. Труп Серегина до сих пор не был найден.
Может, завтрашняя эксгумация что-нибудь прояснит?
* * *
Участвовать в «раскопках», откровенно говоря, не очень хотелось. Но Венчик со своим Беспалым Кириным ребятам могилу показывать откажутся и вообще от всего отрекутся: «Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем». Это они мне такой «подарочек» подкинули по старой дружбе. Поэтому придется ехать.
Наверняка будут следить — и за мной, и за работой на кладбище. Ох, как не хочется выходить из дома.
К началу «представления» я опоздала. Подполковник уже успел сходить в администрацию, предъявил постановление прокурора, попросил «кого-нибудь из здешнего начальства» присутствовать при «изъятии из могилы лишнего трупа» (надо же было так выразиться!), прихватил по пути двух понятых и теперь вместе с Петровым нетерпеливо ждал меня у ворот кладбища.
Аякса я привезла с собой. Верный своему слову «борец за справедливость» мгновенно разыскал среди крестов и оградок приятеля Степана и привел его пред наши очи.
Раскапывали могилу заочно известный мне бывший уголовник Федька и еще один могильщик. Речь у Стальнова действительно своеобразная: как он умудряется так слова коверкать?
На глубине около полутора метров лопаты задели за что-то мягкое. Один из могильщиков спустился и принялся руками разгребать землю. Федька, бледный, старательно прятавший глаза от милиции и начальства, бросил товарищу конец веревки, которой тот обмотал завернутый в покрывало труп.
Мне бы хотелось вообще опустить все ужасные подробности, одна мысль об этом безобразии приводила в ужас. Так что лучше ограничусь-ка я коротким сообщением.
В общем, могилу закопали; мраморный памятник на ней установили, как был; «лишний» труп увезли в морг. Стальнова задержали по подозрению в соучастии, меня в конце концов отправили домой и велели «сидеть тихо и не рыпаться».
Что я и сделала. Тем более что после «подвального времяпрепровождения» чувствовала себя не слишком хорошо.
Глава 10
Позвонил Тулузов.
Мрачно поздоровался.
— Как дела в фирме? — спросила я.
— Траур.
— Что с Аллой Викторовной?
— Ее сразу же, как только узнала, увезли домой. Сейчас к ней пойдет делегация сочувствующих, и потом еще утром. Я тоже пойду. Похороны за счет фирмы.
— Когда?
— Послезавтра. Если к этому времени разрешат забрать из морга… то, что осталось от Леонида Павловича.
Думаю, разрешат.
— Будешь присутствовать?
— Не знаю, Андрей.
Не знаю… Для меня ведь еще ничего не закончилось, наоборот даже — все только начинается. Кто же убил Серегина?
Хотя, пожалуй, на похоронах стоит появиться. Понаблюдать… Может быть…
Всякое может случиться.
Через некоторое время явился Киря — принес множество новостей.
— Как наша болящая?
Скажите, какой вдруг стал заботливый! А на кладбище, между прочим, когда я присутствовала при «извлечении из могилы лишнего трупа», почему-то никто не делал скидку на то, что я, мягко говоря, не совсем здорова. А теперь — здравствуйте, пожалуйста, «болящая».
— Что случилось, Кирсанов?
— Значит, так. Провели экспертизу. Серегин задушен удавкой. Скорее всего, ехал в автомобиле на переднем сиденье, а сзади пряталась парочка ребят-октябрят.
— Подожди-подожди. За ним не присылали машину из «Горностая»?
— Нет, раз мужику пришлось брать такси.
— Так. Ясненько. Ну а что Федька — «могильщик»?
Кирсанов хмыкнул.
— Насмотрелся иностранных фильмов — заявил, что не скажет ни слова, пока не вызовут адвоката.
— Что-что?
— Ну да. Потом опомнился. Теперь утверждает, что на него поклеп возвели…
— Так и говорит?
— Так и говорит: «Поклеп возвели». Кто закапывал — не знает. «Коллег» своих так называемых — не знает. Вообще ничего не знает. Он, оказывается, всю ночь спал и видел сны.
