— Да, опоздала пленить твое сердце… Не успела до того мига, когда ты принял столь важное решение.
Шимас с трудом сглотнул. Столь долгая близость ее горячего тела, с его пьянящими ароматами, оказалась настоящей пыткой — он хотел ее, хотел исступленно, жадно.
— Ого… Да тебе не занимать смелости, — наконец произнес он.
— Мне двадцать лет, альбионец, и я женщина, вполне уверенная в себе… И в своих желаниях.
— Не думаю, моя греза… Не думаю, что ты хоть что-то знаешь о собственных желаниях…
Это был настоящий вызов. Почему-то Фатима не торопилась рассказать этому красавцу, что не просто присоединилась к отцу. Что она сбежала от жениха, которого терпеть не могла, сбежала, дабы никогда ему не принадлежать, ибо отлично знала если не свои, то его желания.
Нежные объятия Шимаса, бережно ведущего ее в неторопливых волнах церемонного танца, кружили девушке голову. О да, с таким бы она готова была бежать на самый край света. С таким согласилась бы стать хозяйкой Саона… Ибо перед ней, она чувствовала, был настоящий рыцарь, готовый во имя своей дамы, не задумываясь, отдать жизнь. И которого было бы столь приятно за эту готовность вознаградить… более чем щедро.
Похоже, что мысли юноши были сейчас далеки и от танца, и от дворца наместника. Они были все сосредоточены на прекрасной партнерше — и увели его прочь от ярко освещенного зала в такие дали, о которых еще недавно и сам Шимас мечтать не мог.
Оба молчали, упиваясь своими ощущениями, стараясь скрыть свои мечты. Но все вокруг не могли не заметить, какой почти ощутимый жар вожделения исходит от этой восхитительно красивой пары. Осуждающе и завидуя, гости качали головами, провожая молодых людей напряженными взглядами.
На Фатиме было украшенное болотно-зелеными лентами темно-зеленое платье с кружевами цвета слоновой кости — оно оттеняло ее кожу и составляло резкий и восхитительный контраст с золотисто-каштановой копной замысловато уложенных волос, в которых посверкивали бриллиантовые заколки. Временами непокорный локон падал девушке на лоб, и тогда Шимас легким дуновением отгонял его. И каждый раз от интимности этого движения у многочисленных свидетелей вырывался по-настоящему завистливый вздох.
Самой же Фатиме казалось, что по ее жилам течет не кровь, а жидкий металл из плавильной печи. Стоило ей прикрыть глаза, дабы полнее ощущать его дыхание у своего уха, как объятия Шимаса стали еще крепче, будто он уловил, как сильно взволнована партнерша. И тут она поняла, что его дерзость и некая уверенная беспардонность сломили ее так же, как и многих дам в этом зале. Соблюдая самый минимум внешних приличий, он поступал как хотел — то есть шел напролом. Бесстыдно, нагло, прямо. Вот и сейчас Фатима ощущала, как сильно юноша ее желает, его тело горело и обжигало через все слои ткани — но не таков был Шимас, чтобы прийти в смущение или хотя бы деликатно отстраниться.
Впечатление от красоты его новой знакомой было так велико, что Шимасу пришлось усилием воли возвращать себя к реальности. Думай, брат, головой, а не другим местом! Еще какой-то час назад он дал себе слово держаться подальше от всех женщин мира, вести беседу лишь с почтенными мужами. И, быть может, удалиться вскоре после начала бала. И вдруг… Но тут разум умолк, а вот тело начало командовать. Желание услужливо нашептывало: где ты видишь капризную светскую красотку? Эта девушка росла вдали от глупого света, с детства была куда лучше знакома с мечом, чем с париком… Она-то уж точно не разбалована и не кичлива. Она куда больше похожа на настоящую спутницу…
Его решимость действовать возрастала столь же быстро, сколь быстро росло его желание. Мало-помалу все мысли Шимаса сосредоточились на том, что им с Фатимой следует немедленно и по возможности незаметно улизнуть с приема. Он стал прикидывать, как это лучше сделать.
— Ты можешь прямо сейчас уйти со мной? — спросил юноша. Отчего-то ему было не до куртуазных словесных кружев.
В глубине души ему претило собственное возбуждение. Так скоро возникшее непреодолимое влечение к этой красавице смущало его своей неуместной силой. Непристойное приглашение было столь дерзким и столь лаконичным. У любой из дурочек, пожиравших его глазами, оно бы вызвало слезы… или желание отвесить звонкую пощечину. А вот как поступит эта своенравная и независимая особа? Шимас мог спорить с кем угодно, что уж она-то гордо выпрямится и уйдет, поставив тем самым горе-соблазнителя на место.
— Да, я могу уйти с тобой, но ненадолго, — ответила Фатима с такой же прямотой.
Мгновенное и недвусмысленное согласие девушки вызвало в нем не радость, а удивление и досаду: она отрезала ему пути к отступлению. Очевидно, это изумление отразилось на лице, потому что Фатима, смело заглянув партнеру в глаза, поспешила сказать:
— Чтобы тебя не мучила совесть… Но если желаешь, я могу соблазнить тебя.
— Похоже, ты умеешь делать это поистине виртуозно, — холодно проговорил Шимас, хотя его рука еще сильнее сжала ее талию.
— Нет, ты первый, — девушка подняла на юношу не менее холодные и оценивающие глаза. — Все остальные мужчины пока вызывали у меня только отвращение.
Отчетливо ощутимое прикосновение ее бедра к его бедру при очередном медленном движении танца, казалось, утверждало противоположное.
— Достоин ли я сего блаженства? — Он позволил себе саркастическую усмешку, понимая, что испытывает ее терпение.
— Если ты не заставляешь себя… То да, вполне достоин, — спокойно ответила Фатима. — Хотя, смею добавить, я сторонница обоюдного наслаждения.
Последние слова девушка произнесла с вызовом, вряд ли понимая истинный их смысл. Вряд ли понимая до конца. Но Шимаса они, похоже, просто лишили разума.
— Я полагаю, — произнес он едва слышно, — что ты согласишься прогуляться вместе со мной по саду этого удивительного дворца. Думаю, здесь найдется немало прекрасного…
— Пожалуй, соглашусь. Если это прекрасное будешь показывать мне ты…
Губы Шимаса дрогнули, ноздри расширились — и при первой же возможности он прекратил танец и повлек Фатиму к выходу в сад. Однако у дверей он растерянно остановился. Подняв лицо ему навстречу и задорно улыбаясь, девушка проговорила:
— Не думай, я тебя не дурачу.
— А я и не думаю, — Шимас готов был провалиться сквозь мраморные плиты пола. Вся его решимость испарилась. — Послать за твоей накидкой?
— Ты истинный рыцарь, подобный моим лейтенантам, — все с той же усмешкой ответила Фатима. — Но, по-моему, танец разгорячил нас более чем достаточно. Накидка будет лишней.
— Я бы сказал, даже чрезмерно разгорячил, — процедил Шимас. Его слова, однако, совершенно противоречили огненному взору, который он окунул в глаза Фатимы. — Впрочем, танец тут ни при чем…
И он почти вытолкнул спутницу из дворца. В залитом лунным светом саду было непривычно пусто: почки лопнули не так давно и крошечные листья были едва заметны. Всего несколько цветов, ранних и робких, украшали куртины. Не отпуская руки девушки, Шимас с террасы взглядом окинул холодный весенний пейзаж, принял решение и потащил безмолвную девушку за собой в сторону каретного сарая, словно зовущего распахнутыми широкими воротами.
