— Шимас!..
По коридору навстречу юноше шла Фатима, ее лицо было сонным, волосы в беспорядке, но никогда еще она не казалась Шимасу красивее и желаннее, чем сейчас.
— Я думала, ты ушел…
— И оставил тебя?
Девушка подошла вплотную и подняла голову, чтобы смотреть прямо в глаза Шимаса.
— Они найдут нас здесь?
— Сомневаюсь. Ты сможешь прожить в этих стенах? Хотя бы несколько дней.
— Если со мной будешь ты.
Беглецы сидели рядом, глядя сверху на равнину Андалусии. Далеко-далеко, так далеко, что едва различали глаза, виднелось какое-то движение на большой дороге из Кордовы в Севилью. Редкие облачка лениво плыли по небу, отбрасывая тени на бурую равнину. Затем путники безмолвно спустились вниз, поели из своих небольших запасов и напились воды из фонтана. Шимас собрал под деревьями сухие ветки, чтобы унести их в помещение. К его удивлению, Фатима, выросшая в роскоши и наверняка достаточно избалованная, собирала их наравне с юношей. Вдвоем они расчистили небольшую комнату поблизости от сада, в которой решили спать.
Оглядывая развалины, Шимас раздумывал, сколько времени пройдет, пока все это из увлекательного приключения превратится для Фатимы в надоевшие будни, без привычных удобств, без слуг, являющихся по первому зову. О, конечно, она привычна к путешествиям, ведь не зря отец так гордится тем, как мало его дочь похожа на прочих девиц, гордящихся своим происхождением. Пока что новизна и необычность положения кажутся ей привлекательными, но надолго ли?…
Было и еще одно обстоятельство, о котором юноша думал неотступно: что будет, если какой-нибудь проходящей мимо шайке разбойников вздумается скоротать в старых стенах ночь-другую. Шимас прекрасно знал, что произойдет, если они увидят Фатиму. На этот счет у него не было ни малейших иллюзий.
«Одного я могу убить, даже двоих или, если повезет, четверых, но в конце концов они убьют меня и Фатима останется в руках грубой солдатни, привычной к насилию или к услугам случайных женщин в лагере…»
Шимасу пока, однако, удавалось держать эти мысли при себе. Сердце его оттаивало лишь ненадолго — когда он бросал взгляд на улыбающееся лицо девушки.
На закате ему удалось подстрелить из лука кролика, и беглецы устроили настоящий пир из жареной крольчатины, нескольких абрикосов и виноградных гроздей из сада, сохраняя скудные запасы еды. Поев, они взобрались на самый верх башни и смотрели, как заходит солнце.
Почти в полумиле от замка росло несколько деревьев — местечко, куда вряд ли кто забредет, гораздо менее привлекательное, чем другие такие же рощицы неподалеку. В разные стороны от этого места отходили неглубокие овраги.
«Там, — прикидывал Шимас, — вероятнее всего, и должен находиться выход из туннеля».
Чем больше юноша об этом думал, тем больше убеждался в своей правоте: внутренний вход в такой туннель должен находиться в самой цитадели, может быть, в той самой комнате, где обосновались беглецы. Однако целый час тщательных поисков не дал ничего.
— Вблизи Палермо, — внезапно вспомнила Фатима, — есть качающийся камень в стене. Так пытались скрыть вход в потайное место. Иначе существует опасность, что кто-нибудь появится в проходе как раз тогда, когда дверь открыта.
«Ну конечно! Какой же я дурак, что сам об этом не подумал!»
Шимас осмотрелся — он был уверен, что уже видел здесь нишу, незаметную от двери, маленькую нишу с бойницей, но начиналась эта прорезь в стене необычно высоко, почти на уровне груди. А ниже — сплошной кусок камня высотой в четыре локтя и шириной в три. Присев рядом с камнем, он толкнул его верхнюю часть. Ничего не произошло, и тогда он нажал снизу. И вновь ничто не шевельнулось. Юноша глубоко вдохнул и второй раз нажал изо всех сил слева, упершись спиной. Лишь тогда камень сдвинулся. Из-за долгих лет бездействия он почти сросся с камнями стены, но все же двигался. Глыба поворачивалась на оси из шлифованного камня, уходящей в толщу стены внизу и вверху. За глыбой оказалось отверстие размером едва ли локоть в ширину на четыре локтя в высоту, открывавшее доступ на крутую винтовую лестницу. Ступени шириной едва в пол-локтя уходили вниз, в дыру, похожую на колодец. В переменчивом свете свечи были видны всего три ступени, едва различима четвертая, а дальше все скрывала тьма.
Один неверный шаг — и человек упадет… глубоко ли? Шимас бросил в колодец камешек и прислушался. Немало времени прошло, пока снизу долетел глухой звук удара. Взяв свечу из небольшого запаса, он поджег ее от свечи в руках девушки.
— Если кто-нибудь появится, закрой отверстие, но оставь небольшую щелочку.
— Я пойду с тобой. — Фатима была бледна и испугана. — Не хочу оставаться одна.
— Ты должна остаться здесь. Ступенька может сломаться подо мной, или ход обвалится… Дай мне убедиться, что там безопасно.
— Пожалуйста, позволь мне идти! Если ты умрешь, я хочу умереть вместе с тобой!
— Я не умру, но ты пока следи. Если кто-нибудь появится… прячься.
— Я пойду с тобой!..
Шимас взглянул на девушку и понял, что спорить бесполезно, — ему ее не удержать.
— Хорошо, милая, тогда давай отправимся в путь завтра днем — вместе, как ты и хотела.
Фатима кивнула. В ее глазах стояли слезы. Именно эти две прозрачные капельки что-то перевернули в душе Шимаса. Вся его решимость остаться просто другом графини Фатимы развеялась как дым. Он мечтал об этой девушке, он жаждал ее… Так же, как тогда, на балу, или, быть может, даже больше.
— Любимая!
— Я твоя, — прошептала Фатима.
Девушка закрыла глаза. По шороху она могла догадаться, что юноша поправил расстеленный плащ или уложил удобнее широкое одеяло. Но она предпочла ничего не слышать и отдаваться сейчас лишь ощущениям.
Фатима почувствовала, что ее опускают на одеяло. Шимас растянулся рядом с девушкой, наполовину прикрыв ее тело своим.
— Не бойся, прекраснейшая, — прошептал в ее губы Шимас. — Это будет первым из многих дней нашей страсти…
Фатима уперлась руками в грудь юноши, словно опасаясь собственных желаний, но он нежно поймал зубами ее нижнюю губу и стал легонько покусывать и тянуть к себе. Когда Фатима тихонько вздохнула, Шимас успокоил языком чувствительную плоть, перед тем как медленно, настойчиво проникнуть в ее рот. Поняв, что сопротивляться юноше бесполезно, Фатима едва слышно застонала, признавая поражение, и неумело стала целовать его в ответ.
Поцелуи Шимаса были волшебны… как и его прикосновения, думала потом Фатима. Пока губы околдовывали, руки касались шеи, а потом заскользили ниже. Длинные пальцы ласкали кожу, повторяя контуры груди, скрытые под свободным дорожным платьем.
Вскоре Фатима вздрогнула, осознав, что Шимас распустил шнуровку лифа и опустил шелк рубахи, оголив соски. Стыд лишь на мгновение ожег девушку, дразнящие ласки его пальцев успокаивали, ладонь нежно закрывала спелые груди, а горячие губы заклинали довериться. Фатима с удивлением поняла, что выгибается навстречу прикосновениям юноши, алча наслаждения, обещанием которого горели его глаза.
