Действительно, через час я нашла мою подопечную на выходе из Медины, во дворе гостиницы. Я набросилась на нее:
— Что ты здесь делаешь?
— Я знала, что вы меня найдете.
— Как ты смеешь уходить, не предупредив меня?
— Я хотела найти нам гостиницу на ночь.
— Лучше скажи, что ты хотела устроиться без меня. И почему бы не заняться любовью свободно, неблагодарная!
Я кричала, не обращая внимания на возмущенные взгляды прохожих, представив все мытарства, которые принесло бы мне исчезновение Лейлы.
* * *
Нас сразу принял хозяин гостиницы, которому я объяснила нашу просьбу — остаться на один-два дня и платить натурой, то есть несколькими днями уборки. На самом деле я стремилась не тратить золото, украденное у торговца маслом, — кто знает, когда оно может понадобиться?
Это был крупный весельчак с турецкими усами и островным акцентом. Он был холост, и ему помогал только один повар с волшебными руками, как уверял хозяин, но у того было слабое здоровье, и его нужно было регулярно заменять. Хозяин показал нам печи, открыл шкафы, пересчитал содержимое бутылок и кувшинов в хранилище, не отрывая глаз от Лейлы. «В воздухе чувствуется желание», — сказала я себе, украдкой наблюдая за ним. И этого нужно было ожидать: самец, закаленный, как воин, с густыми волосами и железными мускулами, с оружием, несомненно, грозного размера, призванным побеждать сопротивляющиеся влагалища и зажигать огонь в зимних гротах, находился здесь, не имея в своем распоряжении ни одного тела, только пересчитывая редких клиентов — мужчин, которые переступали порог его гостиницы… было от чего потерять самообладание при виде девушки, в глазах которой был соблазн. Мы соблазняли дьявола, это точно!
На крыльце он уточнил:
— В это время клиентов мало. У каждой из вас будет отдельная комната.
В дворике мы с Лейлой поговорили. Она удивилась, обнаружив, что мужчины готовят еду, как женщины.
— А ты? Ты умеешь готовить? — спросила я.
— Нет, и не хочу.
— Любить тоже?
— Какая связь между этими вещами?
— Это та же кухня. Талантливо любят, когда умеют ценить все виды вкусов.
— Я не поняла…
— Солжет та, кто скажет тебе, что знает секрет сладострастия и удовольствия, но не любит месить, молоть, пачкать руки тестом, медом и маслом, впиваться в нежное мясо и пировать. Тщедушных нет на празднестве удовольствий, и те, кто отказывается от еды, никогда не сумеют ни отведать любви, ни узнать, что означает слово «наслаждаться». Воспользуйся телесной пищей и балуй мужчину, которого полюбишь. Ароматы твоих кушаний защекочут его орган. Его рот наполнится слюной, когда он захочет облизать дно твоих кастрюль. И его язык доставит еще больше удовольствия потайным уголкам твоего тела. Не забудь подать ему самые сладкие напитки, особенно чай, он будет твоим союзником и заставит мужчину долго заниматься с тобой любовью.
На этом этапе нашего пути я поняла, что могла вспоминать о некоторых пикантных деталях моей прошлой жизни, называя их уроками «моего второго мужа», чтобы не повредить своей репутации.
— Я вспоминаю, как мы проводили дни с дорогим мне мужчиной. Теплый послеполуденный аромат и нежность наших тел. Мы дурачились часами, и мне удавалось поддерживать его член стойким и храбрым так долго, как я хотела. Когда я чувствовала, что он поднимается, и боялась, что полетят брызги, я останавливалась, отстранялась и плавно вставала, уходя на цыпочках и возвращаясь с кувшинами хорошего чая. Затем мы пили и возобновляли наши ласки. Он разбухал, и я прекращала двигаться, когда приближалась гроза. Я уходила, чтобы принести кунжутный пирог или имбирное тесто, приготовленное накануне. Мы снова пили чай, делая перерыв, и я видела, что ему трудно ждать, что его орган страдал, воюя и не завоевывая, но ничего не терял, ожидая, что потом взорвется с большей силой. Мы притворялись, что говорим о другом. Я поднималась еще раз, чтобы принести жареный миндаль, и мы, произведя друг на друга впечатление, что смягчили желание, распалялись от этого еще больше. И через несколько часов, когда чай был выпит и пироги отведаны, а тело напряжено до предела, я ускоряла темп, набирала скорость, торопила поток слов любви, я знала, что могла его освободить, что он скоро извергнется, — и он извергался, его желание изливалось в мое чрево, как фейерверк. Измотанные, мы засыпали, не расплетая тел. Я соскальзывала на бок, мой мужчина не отрывался от меня, его орган был наготове в моих ножнах.
На следующую ночь в то же время я заметила у Лейлы свет, и мне показалось, что в коридоре я видела силуэт хозяина. Заинтригованная, я поднялась и едва успела увидеть, как он скользнул внутрь.
Я прижалась ухом к двери и слушала шепот мужчины и малышки. Я думала о том, что Лейла хочет доказать себе свое умение соблазнять, проверить свое очарование, возможно, убедиться, что она не делает самцов бессильными. Ее поведение было разумно. Оно меня не оскорбило, напротив, я обрадовалась, увидев в этом плоды моих уроков.
Мне нужно было услышать, что она говорит, но я решила вернуться в постель и расспросить ее на следующий день.
Я нашла ее утром на кухне. Лейла чистила огурцы и пела, глаза были подведены карандашом, платье перевязано на уровне таза красным шнурком, открывая ее идеальные колени.
— Он нанял тебя как повариху, рассчитывая сделать женой?
Она притворилась, что удивлена.
— Он попытался взять тебя, по крайней мере?
Она уронила нож:
— Я не знаю, о чем вы говорите, тетя.
— Ты смеешься надо мной?
— А, Си Фарахт? Мы только говорили…
— И он тебя убедил…
— Я думаю, что поняла из вашего обучения то, что нельзя позволять мужчине себя убедить.
И она засмеялась, смехом чистым, как пение ручья.
* * *
Лейла говорила правду насчет ухаживаний хозяина. Он, казалось, мало ее привлекал, но Лейла не была безразлична к его настойчивости, комплиментам, долгим вздохам, которые слышались каждый раз, когда она появлялась или проходила мимо, прибегая к уловке, которой я недавно ее научила. Я припомнила нашу встречу с пастухом и сияющие глаза девушки, когда она услышала похвалу своей красоте. Похвалы были хороши тем, что разжигали в моей газели аппетит.
Стояла жара, время послеполуденного отдыха, и я решила, что время Лейлы пришло. Она должна была сделать шаг, понять, что может происходить между мужчиной и женщиной при близости. Настоящая ночь любви, черт возьми! Без ужаса, сомнений, шантажа, соображений чести и добродетели. Мы были далеко от Зебиба, и это развязывало нам руки. Нужно было сказать об этом Лейле, толкнуть ее в объятия хозяина, это было необходимо и позволило бы нам провести еще месяц под его крышей. Я поднялась, чтобы поговорить с ней об этом.
