— "Швейные машинки "Райтбая".
— Адрес?
Я продиктовал.
— Сколько тебе обычно требуется времени на то, чтобы продать швейную машинку?
Я пожал плечами. Голова по-прежнему гудела, как потревоженный улей, а мысли разбегались, как тараканы. Я до сих пор не мог поверить в реальность случившегося.
— Неужто не знаешь? — ядовито спросил он.
— Час… может, полтора.
— В котором часу ты сюда приехал?
Вопрос застал меня врасплох. Я не мог даже припомнить, какой сегодня день. Наконец, меня осенило.
— Около четырех.
Сержант царственным жестом приподнял левую руку, отодвинул рукав и посмотрел на часы.
— Сейчас… без трех с половиной минут полночь. Значит, ты провел здесь… почти восемь часов. — Он опустил руку и кинул на меня невинный взгляд. — Долго торговались, да?
Френсис, не выдержав этого издевательства, счел своим долгом вмешаться.
— Черт побери, сержант, оставьте его в покое! Рассел приехал, чтобы продать нам машинку…
— Рассел!! — довольно хмыкнул сержант. — Понимаю…!
Френсис — благослови Господь его душу! — уже завелся.
— Ни черта вы не понимаете…!
— А ну, молчать! — проревел взбешенный сержант. — Вы уже и так влипли по уши — не усугубляйте свою участь!
Мне показалось, что Френсис снова готов заплакать, и я его пожалел.
— Что ж, Рассел, — произнес сержант. — Расскажи-ка нам про свой восьмичасовой марафон.
Я вздохнул и принял покаянный вид.
— Я показал им машинку, а они угостили меня пуншем. Я думал, что он безобидный, и выпил стакана три-четыре. Больше мне сказать вам нечего. — Я засмеялся. — Я даже не знаю, купили они у меня машинку или нет.
Френсис обиженно посмотрел на меня.
— Что ты, уте… Рассел — конечно же, мы купили её. У тебя должен быть чек.
Я вытаращился на него.
— Неужели?
Френсис расхохотался, забыв про свои раны.
— Да, пунш оказался лучше, чем я предполагал.
Сержант ожег его свирепым взглядом и снова посмотрел на меня.
— Где чек?
Я пожал плечами и полез в карман за бумажником. Чек, подписанный Френсисом, оказался в нем. Думаю, этот крохотный листочек спас мою жизнь в ту ночь. Сержант взял у меня чек, внимательно изучил, потом вернул. Когда он заговорил, в голосе прозвучали уважительные нотки — похоже, он мне впервые начал верить.
— Значит, ты пытаешься доказать мне, что не имеешь отношения к тому, что здесь случилось? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Я даже представления не имею о том, что тут произошло.
Его взгляд пронзил меня насквозь.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь про фильм?
Я вздохнул.
— А, значит, про фильм тебе известно! — торжествующе воскликнул сержант.
Внезапно я почувствовал, что вконец вымотался. Мне хотелось лишь одного — побыстрее выбраться отсюда и залезть в свою чистенькую постель… или в постель к Саманте… Глории — куда угодно…
— Послушайте, сержант… Что-то я слышал. Я стоял на кухне, а какой-то козел… то есть, какой-то тип с козлиной бородой болтал про некий фильм. Но больше я ничего не помню. Должно быть, я тогда и вырубился.
Лет на десять в гостиной воцарилось молчание — сержант надувал щеки и буравил меня взглядом.
Когда он, наконец, заговорил, я ощутил, как вылетающие у него изо рта слова царапают мою кожу.
— Следи за собой, сынок. Не пей все подряд. — Он посмотрел на Френсиса, потом перевел взгляд на меня и внезапно хихикнул. — В противном случае, в один прекрасный день, проснешься… беременным. Ладно, езжай домой.
Я зашагал было к двери, но кое-что вспомнил и обернулся.
— Что еще? — нетерпеливо спросил сержант.
— У меня ещё был портфель.
Портфель обнаружился в трубе камина.
На улицу меня проводил констебль. Я не выдержал и спросил:
— А что тут, собственно, случилось?
Сначала мне показалось, что он не ответит, но в следующее мгновение его губы разлепились.
— Человек восемь бритоголовых ворвались сюда и намяли бока этим пидор… голубеньким мальчикам. Троих увезли в больницу.
— Вот этот в кожаной куртке…
— Да, один из них. Для него и одного гомика не хватило места в фургоне.
— Спокойной ночи, констебль!
— Спокойной ночи, сынок! Смотри, не попадай больше в такие компании.
Подходя к машине, я уже ожидал, что от неё тоже остались только одни ошметки, но я ошибся. Один из "дворников" был погнут, да сорванный колпак валялся рядом в канаве — и все!
Около часа я добрался домой и без сил рухнул в постель. Господи, какое счастье лежать в своей собственной постели! Пусть она жесткая и неудобная, да и вид из окна премерзкий, но в ту ночь я чувствовал себя королем в самых роскошных апартаментах.
Глава четырнадцатая
Знаете, меня всегда поражало, сколько неприятностей может навлечь на себя человек, который просто мирно занимается своим делом и живет своей маленькой жизнью — как, например, в случае с Френсисом и Питером.
Утром вы вылезаете из постели с чувством, что жизнь вовсе не такая уж плохая штука, а после пары приятных неожиданностей — скажем, в автобусе окажется свободное место, или председатель правления вашей фирмы приветственно кивнет вам в коридоре — она может показаться и совсем замечательной, как вдруг, бах — и вы влипли.
Прямо перед завтраком вы вскрываете конверт с уведомлением, что вам отключат телефон за неуплату — завтрак уже не лезет в горло, ведь вы отлично знаете, что оплатили все счета; или, томясь в бесконечной очереди на автобус, вы поднимаете сумочку, оброненную хорошенькой женщиной, а эта дура вдруг принимается вопить во все горло, что вы хотели её украсть. Словом, вы поняли, что я имею в виду.
А причиной всему обычно бывает недоразумение, отсутствие должного понимания между людьми. Нечто похожее случилось у меня с Томом О'Нилом, нашим менеджером по продажам, стоило только нам попасть в полосу испытаний.
А Рождество выдалось прекрасное.
Накануне Аллен Дрейпер посулил нам, что люди станут щедрее и теплее, и, черт побери, — не соврал. Две недели перед Рождеством выдались совершенно сказочными — я просто разбух от премиальных, но горжусь тем, что мы потратили их целиком, до последнего пенни.
Говоря "мы", я подразумеваю себя и девочек. К сожалению, не всех.
Бедненькие Крис и Хелен, у меня просто сердце разрывалось от сострадания. Их мужья нагрянули на все Рождество домой, и бедняжки пропустили фиесту. Хелен даже всплакнула по телефону.
