– Ещё, ещё… Прошу тебя… пожалуйста, только не останавливайся!
И Руди успокаивающе ворчит в ответ что-то нечленораздельное, снова погружает язык в её жаждущую розовую расщелину и держит его там до тех пор, пока, наконец, Пеперль, жалобно постанывая, не затихает, закрыв глаза.
– Ты готовая поблядушка, – с похвалой говорит Руди, поднимается с постели и тыльной стороной руки отирает свой мокрый рот.
– Здорово, ничего не скажешь! С трудом верится, что ты ещё не имела дела ни с одним мужчиной.
– Клянусь, это правда, – говорит Пеперль, и рука её ощупью находит поникший хер Руди. Тот шлепает её по пальцам и ворчливо заявляет:
– Довольно, теперь дай передохнуть!
Он покровительственно запускает руку между ляжек Мали, которая с беспомощным видом теребит свою безволосую пизденку и явно не знает, как вызвать у себя чувство, аналогичное тому, которое испытала Пеперль.
Потом он быстро накидывает рубашку и комбинезон на своё поджарое тело и говорит на прощание:
– К сожалению, у меня сейчас нет больше времени, Пеперль, но, коли захочешь, приходи вечерком в Верингер-парк. Нас там собирается целая команда ребят, ну, а уж если ты дашь моим друзьям немного повозиться с твоей пизденкой, мы потом возьмём тебя с собою в кино!
Пеперль, по-прежнему раздвинув ноги, лежит на кровати, и Руди никак не может уйти. Он возвращается к девчонке и запечатлевает страстный поцелуй на розовой щелке между ляжками девочки. Затем уносится на работу.
Мали переворачивается и чуть не всем телом ложится на Пеперль.
– Пеперль, скажи, как было, только говори честно. Ты так кричала, что я даже поначалу перепугалась, но потом всё стало так волнительно, а когда у тебя закатились глаза, у меня в пизде просто всё зачесалось. Давай, расскажи мне всё точно, – взмолилась она.
– Как было, спрашиваешь? Это было шикарно! Потрогай, как горячо у меня до сих пор в пизде, жжёт точно адским пламенем, о котором всё время вещает нам законоучитель. Но если адское пламя такое приятное, я бы с удовольствием отправилась в ад!
Пеперль улыбается и как бы ненароком дотрагивается до пизденки своей подруги.
– Иди сюда, Мали, я тебе это сделаю, тогда сама поймешь, как оно на самом деле!
Мали послушно и так широко раздвигает ноги, что её по-детски недоразвитая пизденка вся распахивается, обнажая малюсенький розовый секель. Пеперль смачивает себе указательный палец и нежно, едва касаясь, проводит им по источнику наслаждения. Мали пронзительно взвизгивает и хохочет.
– Ой, как жутко щекотно.
– А ну, хватит хохотать! – всерьёз приказывает Пеперль и сосредоточенно продолжает заниматься своим делом.
Мали и правда перестаёт смеяться, на лице у нее появляется выражение отрешённости, а глаза подергиваются патиной томления. Затем по её худенькому телу мелкими волнами пробегают волны дрожи, и Пеперль то нежно и медленно, то убыстряя движения, поглаживает клитор Мали, который увеличивается в размерах и набухает. У Мали вырывается стон, а затем она, запинаясь, произносит:
– У него, у этого Руди такой большой, красивый хуй… такой большой и красивый… Хватит, Пеперль, – кричит она, – хватит… я больше не могу, не дотерплю!..
– Тсс, тсс, – предупреждает Пеперль, – дотерпишь, дотерпишь, сейчас на тебя накатит. – Её палец бешено крутится внутри голенькой пизденки. – Вот-вот накатит, ну скажи, Мали, хорошо ли тебе, скажи мне.
С протяжным стоном Мали выдавливает из себя слово «хорошо»… Затем высоко выгибается, вздымая маленький голый живот, так что крестец чуть ли не ломается, а ее влагалище резко насаживается на ласково поглаживающий палец. Наконец Мали оседает, тяжело дыша, валится пластом на развороченную постель, в которой супружеская чета Мутценбахеров обычно предаётся своим скудным супружеским радостям.
Две минуты спустя девочки стоят перед полуслепым зеркалом и разглядывают свои крохотные щелки, которые выглядят довольно надраенными.
– У тебя и вправду гораздо больше волос на пизде, – с завистью отмечает Мали.
– Но я же на год старше тебя, – утешает её Пеперль. – Знаешь, у меня волосы по-настоящему начали расти только тогда, когда я стала играть с пизденкой, а до этого она тоже была голой. Но теперь я играю всё время, а нынче позволила сделать это и Руди. Вот кто умеет! И языком это гораздо приятнее, нежели пальцем. Жалко, что я сама себя не могу лизать, – вздыхает Пеперль с искренним сожалением в голосе и бросает на Мали многозначительный взгляд. Однако та не понимает намёка. Действительно, жаль!
– Возьмёшь меня с собой, Пеперль, когда вечером пойдёшь в Верингер-парк? – вдруг спрашивает Мали.
– Ты же слышала, что ты ещё слишком мала для этого! – Пеперль явно горда тем, что в чём-то опередила подругу. – Парням голые пизденки не нравятся.
– Но послушай, ведь вечером совершенно темно, – настаивает Мали, – никто же ничего не заметит, а я скажу, что мне уже тринадцать. Давай, возьми меня с собой!
– Гляди-ка, с чего это тебе вдруг приспичило? Раньше ты обзывала меня свиньёй, а сейчас дождаться не можешь, чтобы тебя кто-нибудь ухватил за щелочку, где ещё нет ни одного волосика.
– Но я ведь тогда не знала, как это бывает, – оправдывается Мали. – Ну, так ты возьмёшь меня с собой?
– По мне так иди!
Пеперль великодушна, и потом она надеется, что парни с пренебрежением отвергнут Мали и все кинутся крутиться вокруг неё. Однако она твёрдо решила, что не каждому из парней позволит хвататься за свою щелку, а лишь тем, которые ей придутся по вкусу. И стоило ей только подумать об этом, как ее пизда-скороспелка запылала, и ей снова припомнилось, как горячий язык Руди вылизывал её похотливый клитор.
– Любопытно было бы узнать, – говорит Мали, – что приятнее: ебаться или дрочить.
– Ну, для меня это пока слишком, – отвечает Пеперль. – Я смогу ответить тебе на это только годика через два – а, может, и на будущей неделе.
В эту секунду Пеперль приняла решение как можно скорее позволить кому-нибудь пробуравить её жгучую дырочку. Час, проведённый с умелым Руди, открыл перед её уже на всё готовой пизденкой небывалые возможности. Она вдруг понимает, какое множество изысканных удовольствий поджидает её опушённую каштановыми кудряшками пизду, и она, Пеперль, не может пренебречь ни одним из этих удовольствий. «Храбрая ты у меня, пизденочка, до чего же храбрая», – говорит она про себя и, нагнувшись, пытается расцеловать её. Однако это, к великому сожалению, невозможно. Тогда она становится перед зеркалом, левой рукой оттягивает вверх поросший нежными волосиками венерин бугорок, так что набухший секель высовывается наружу, и с нежной осторожностью несколько раз поглаживает его влажным пальцем. Однако Мали всё ещё не удовлетворена сведениями, полученными от Пеперль, она упорно продолжает допытываться, что лучше, дрочить пальчиком или ебаться. Вот в чём вопрос! Вольное толкование Шекспира! Она, так же как и Пеперль, решила как можно скорее найти ответ на этот вопрос самостоятельно.
