— Аля?
Волнение больного обеспокоило его спасителей.
— Лежите! Вы перенесли инфаркт! Успокойтесь.
— Что с девушкой?
— Все в порядке.
— Я должен в этом убедиться! — душевнобольной с проворством юноши соскочил со смертного одра на пол, выдернув трубочки, торчавшие из его носа.
Реаниматоры не успели изловить прыткого старикана.
Склонившись над телом девушки, умалишенный приник губами к ее губам. И отметил: похоже на поцелуй со статуей.
Медики попытались бережно оттащить полоумного от умирающей, но тот отчаянно сопротивлялся. У вернувшихся с того света бывает психоз.
— Больной, если вы сейчас не ляжете, вам хана!
— Я лягу только с ней! — задохнулся Брокгауз. — Только я смогу ее оживить!
Медики переглянулись: психоз застарелый. Хуже всего оживлять сумасшедших. Скрутишь его, чтоб не буянил — от сердечной недостаточности помрет.
Воспользовавшись колебаниями реаниматоров, безумец попытался смертное ложе превратить в брачное. Ему удалось вскарабкаться на стол, где лежала девушка, и улечься рядом с ней.
После этого медики взяли некрофила за руки‑за ноги и понесли подальше от греха.
— Она ждет меня! Я ее спасу! — вопли престарелого любовника разносились по Воробьевке, вызывая разноречивые толки душевнобольных.
7.
Когда Игрек слышал «Ромео и Джульетту» или «Красную Шапочку и Волка», он знал — это о них. О Брокгаузе и Алевтине. Даже увидев в библиотеке книжку «Чук и Гек», Долговязый тоже подумал:
«Наверно, и это про них».
В одночасье Игрек лишился лучшего друга и любимой. Их умопомешательство началось, когда они отправились в женскую палату заниматься любовью. Игрек не сомневался, что до того момента возлюбленные не переносили друг друга. Все последующее было расплатой за совершенную гнусность. Так Игрек понимал мировой порядок.
Интересно, что за полчаса до того, как произошла беда, Игрек предвидел ее. Фантазируя о том, с кем могла бы ему изменить Алевтина, Долговязый представил любовную сцену Брокгауза с Тиной.
Нарисованное воображением впечатлительного юноши было настолько диким, что Игрек, любивший себя помучить, не испытал никакого удовольствия.
Может быть, он совершил грех, проделав в своем сознании то, что мужчина и женщина осуществили в действительности, и стал виновником прелюбодеяния? Тогда мечтателю воздалось по заслугам.
До того, как любовники оказались в реанимации, Игрек решил прекратить с ними всякие отношения. Но все его мысли были о них — значит, отношения продолжались. Связь с Тиной и Брокгаузом мальчик ощущал как натянутые нити.
«Допустим, я мог на них повлиять… Но теперь от полуживых людей можно требовать лишь одного: надо ожить, не умирать…»
Игрек не был уверен, что этого хочет.
8.
Алевтина, усидев кое‑как в теле Судакова, подивилась своей прозорливости. Кошмарный сон о том, что она не сможет вернуться в свое тело из‑за того, что его поспешат отвезти в морг, оказался в руку.
Вместилище души, доступное ее глазу, лежало в нескольких шагах, но было недосягаемо. Труп прелестной девушки похоронят, вдосталь посудачив о том, какой молоденькой она умерла, наврут что‑нибудь и о неразделенной любви, наверно.
«Сколько мне суждено прозябать в прогнившем теле полудохлого старикашки?»
Тело Алевтины переложили на каталку и накрыли простыней.
— Она умерла?
Хрип Брокгауза вновь встревожил реаниматоров.
— Я полковник безопасности! — Алевтина вспомнила о своем чине. — Прошу всех присутствующих немедленно покинуть палату реанимации!
Люся со шприцем в руке двинулась к параноику, но реаниматор ее остановил.
— Не надо. Сердце не выдержит.
— Все, оставшиеся в палате, будут расстреляны! — совсем разошлась Тина.
Никто ее не боялся.
* * *
Оставалось последнее. Ведьма связалась по мобильнику с приемной мэра Коровко. Полковника Судакова сразу соединили с градоначальником.
— Поступило сообщение, что в Воробьевке заложена бомба. Немедленно свяжитесь с главврачом больницы. Все должны выполнять любые мои распоряжения! Даже если они кому-то покажутся нелепыми!
Коровко был совершенно согласен с полковником Судаковым. Через минуту в реанимацию прибыл главврач Гагаев.
Еще через минуту в палате остались двое: сумасшедший полковник и едва живая девушка.
Шестым чувством Игрек ощутил, что Брокгауз собирается сказку «О мертвой царевне и о семи богатырях» сделать былью. Кукловод мог ему помешать. Но не стал.
* * *
«Коровко слишком уж хлопочет из‑за маразматических причуд чекиста, значит, они повязаны…» — никчемная и никчемушная мысль в Алевтинином положении.
О главном Ведьма старалась не думать: как произойдет оживление? Не отбросит ли чекист сандали в решающий момент?
Отвращение Тины к себе усилилось, когда она окинула взглядом белое, худосочное тело полковника. Не вовремя зачесалась попка, а вернее, жопа. Сердце от страха затарахтело в истерике, заныло, как перед концом света.
«Протянуть еще хоть четверть часика!» — эгоистичная молитва Ведьмы была услышана на небесах. Сердце отпустило.
Бесчувственная девушка на каталке, прелестная в своей беззащитности, показалась Тине неизмеримо выше обычных живых людей, погрязших в разврате и бессмысленной суете.
Возможно, поэтому ни малейшего сексуального желания великолепная статуя у плоти полковника Судакова не вызвала.
Восхищение своим телом не перешло у Алевтины в вожделение.
«Любовь или смерть!» — с таким лозунгом хорошо идти в последний бой, но не на каталку с неземным созданием.
Устроившись рядом с мраморно — холодным телом, бесконечно любимым с раннего детства, Ведьма не испытала ничего, кроме жалости к самой себе. Той, которая вынуждена протухать в потрохах старпера.
«Полюбить ее и умереть! Она прекрасна! Достойна резца Микеланджело!» — эстетические переживания не способствовали плотским устремлениям костлявого любовника.
У грубых мужчин есть свои животные уловки для распаления безжизненной плоти, но Тина о них не ведала.
В палату осмелилась заглянуть Люся, ожидая увидеть что‑нибудь похожее на пожирание вампиром внутренностей своей жертвы.
— В чем дело? — визгливо вскрикнул полковник Судаков. — Кто мешает реанимации больной? Террористы?
— Не сдох еще? — вежливо осведомились медсестра у душевнобольного.
— Он будет с кем‑нибудь трахаться на наших похоронах!
