Чтобы унять беса сладострастия, Игрек пустился на хитроумную уловку: вообразил себя в постели со столетней Ирининой бабушкой, правда, без хряка.
Позорное желание не прошло, зато старушонка показала себя не с лучшей стороны. Причмокивая, принялась вылизывать мальчугана шершавым коровьим языком. С радостным хлюпаньем подбиралась она к заветному месту Игрека, но он, совершив над собой усилие, стряхнул паскудное наваждение.
«Надеюсь, Дюймовочка не успела ничего разглядеть… Это ведь еще был не сон…» — Игрек решил окончательно проснуться, чтоб любопытная девчонка не проникла в святая святых каждого мужчины, но тараканья микстура сделала свое дело.
Долговязый оказался на берегу живописной лесной речки. Прозрачная, как в аквариуме, вода выдавала все ее тайны. Стайка разноцветных рыбок пролетела над продолговатым предметом, оказавшимся протезом руки. Искусственная конечность попыталась поймать золотую рыбку, но та оказалась увертливой.
Живописный пейзаж навеял спящему воспоминание о летних каникулах на даче. Не зная, умеет ли плавать, Игрек погрузился в темную, как пиво, воду.
Едва он отплыл от берега, вода в реке стала темнеть, пока не почернела вовсе.
Мальчик хотел повернуть к берегу, но обнаружил, что ноги его совершенно растворились в воде, так же, как и руки… и все туловище. Осталась одна голова.
«Эта река — Лета!» — догадался Игрек в последний миг перед тем, как раствориться вовсе.
Исчезнув во сне, глюк возродился в жизни.
На берегу реки сидела девушка…
Впрочем, Ирина застыла на стуле в изголовье дивана, на котором почивал Игрек, с таким лицом, словно купальщик в самом деле безвозвратно растворился в теплых водах Леты.
Скорбь барышни рассмешила Игрека.
— Ничего не видела?
Сокрушенный вздох Ирины означал, что она чувствует себя доктором, который вынужден сообщить больному безнадежный диагноз.
Игрек разозлился.
— Кому ты лапшу на уши вешаешь? Что ты видела?
Грубость мальчишки освободила Ирину от деликатности, присущей сновидцу. Закон о том, что тайна чужого сна охраняется, подлежал уточнению: от посторонних лиц. Каждый имеет право знать свои сновидения. Этот принцип стоило бы внести в Декларацию прав человека.
— Ты был с девушкой… очень симпатичной… на лесной лужайке… — недоверчивая улыбка дураковатого дылды не тронула Ирину. — Там стоял кожаный диван…
— Прямо в лесу? — уточнил Игрек, не скрывая иронии.
«За чужие сны не отвечаю!» — вздохнула девушка.
— Вы оба были нагишом… — стыдливость останавливала Ирину, но долг сновидца повелевал продолжать: — Девушка бросилась от тебя убегать, ты стал ее догонять…
— Ты хочешь сказать, что я насильник?
— Нет, нет, — успокоила Игрека Ирина, — девушка смеялась… Это была просто любовная игра…
— Наверно, девушкой была ты?
— Это была не я… — целомудренная повествовательница переходила к самому трудному. — Ты догнал девушку… повалил ее на траву…
— Продолжай, пожалуйста! — Игрек получал удовольствие от смущения крохи.
— Дальше… ты же сам знаешь, что произошло…
— Понятия не имею!
— Произошло соитие. Но вместо фаллоса у тебя оказался кинжал. Ты убивал девушку своей любовью…
Игреку стоило больших усилий сохранить серьезность. Внутренняя щекотка давно уже изводила его.
— На верхушке дуба сидела не очень молодая женщина и куковала…
Долговязому сразу же расхотелось смеяться.
— Что дальше?
— Когда твоя девушка умерла, тетка свалилась на землю…
— И я над ней тоже надругался? — неожиданная злость накатила на Игрека. К шарлатанству он не умел относиться с юмором, хотя в Воробьевке его хватало.
— На нее ты не обратил внимания… Ты не мог поверить, что девушка умерла… Перевернул ее на живот…
— Хватит! Оказывается, ты просто извращенка!
К вспышке ярости несмышленыша Ирина отнеслась хладнокровно.
— Неча на зеркало пенять…
— Коли член, как кинжал! Ты рассказала мне свой сон! Пока я спал, ты тоже уснула! Сумасшедшая! Ты видишь не чужие сны, а свои!
— Ты перевернул девушку на живот… — продолжила Ирина, не обращая никакого внимания на негодование распутника. — И снова взял ее сзади…
Сновидица вошла в роль беспристрастного фиксатора событий, лишенного всякой стыдливости.
— Очень интересно, какие у тебя подсознательные желания!
— Ты занимался с мертвой девушкой любовью, не замечая, что кровь из нее вытекает. В конце концов в руках у тебя осталась только ее кожа…
— Признайся, что это была ты! — с яростным торжеством выкрикнул Игрек, испытывая желание наяву проделать с Ириной то, что ей привиделось во сне. От полоумной не исходило никаких эротических импульсов. Это и спасло ее от сексуального домогательства. В Воробьевке встречались такие больные: сомнамбулически погруженные в самих себя.
— Твоя любовница была высокая… тоненькая…
— Неужели ты коротышка? — уколол Долговязый крохотную хозяйку дома.
Но она была неуязвима для обид. Так же, как Кукушка, выполнявшая высшее предназначение.
— …черноволосая… — припомнила Ирина, — с горящими глазами…
— Я с ней незнаком! У тебя обалденные сны! Еще какой‑нибудь расскажи!
— …не могу вспомнить, как ее звали…
Игрек дотронулся до плеча Ирины.
«Холодная, как камень, — отметил он. И испытал желание разогреть балерину. — А ведь моя пиписька и вправду как кинжал! Только он не убивает, а возрождает к жизни!» — поэтическая метафора воодушевила Долговязого.
Легкого прикосновения к своему телу Ирина не заметила, но, когда пальцы Игрека вцепились в ее плечо, она с недоумением сбросила одеревеневшую руку.
— Ты боишься, что у меня на самом деле между ног кинжал? — расхохотался Долговязый, испытывая желание выпустить гудящий от напряжения фаллос на свободу.
— Я ничего не боюсь… — Ирина смотрела сквозь охваченного любовной горячкой парня. Где витали его отлетевшие сны? Не в том ли пространстве, населенном невидимками, что доступно лишь зоркому глазу пограничника?
«Я уделал бы ее до смерти!» — Игрек живо вообразил сон, привидевшийся маленькой балерине. И желание его стало нестерпимым.
«Пускай бабка совокупляется со своими кабанами! Она нам не помеха!» — от беззащитности крохи Игрек совсем одурел.
Истомившийся в неволе зверь был выпущен на свободу в прорезь штанов.
— Ты видишь, что меня нечего бояться!
Красномордая зверюга не испугала Ирину. Она была погружена в воспоминания о причудах дремлющего сознания необузданного хулигана.
