Замешательство женщины грузчиков не удивило, они, слава богу, на такой работе ко всему привыкли. С пьяной бесцеремонностью рассматривали мужчины Зою Сергеевну, словно прикидывая, кто из них возьмет ее тело за ноги, а кто — за руки.
— Где покойник? — не вынес молчания первый грузчик.
— У нас пока только гроб…
— Пустой гроб мы не повезем! — заверил второй грузчик.
— Где покойник?
Он сам придет на кладбище…
— Если покойник придет своим ходом, то сами и гроб везите! Распишитесь в квитанции и оплатите за срочность!
— Гоша! — Зоя Сергеевна ринулась в комнату за помощью.
Гоша сладко спал в гробу. Грузчики увидели его через открытую дверь.
— А чего вы покойничка не хотите везти, вдова? — деликатно поинтересовался первый грузчик, с трудом сохраняя равновесие.
— Расставаться с ним не желаете? — с пьяной любознательностью спросил второй. — Все равно придется, куды ж денешься…
Грузчики протопали в сапогах, заляпанных грязью, по ковру. — Гоша застонал во сне и с неудовольствием пробудился. Приподнялся в гробу.
— Ты лежи, лежи! — заботливо уложил его первый грузчик. — Не надорвемся! Теперь твое дело маленькое!
— Мы люди привыкшие. Целыми днями покойников таскаем.
Гоголев оторопело уставился на работяг, дрыгнулся, но, одурманенный их хмельным дыханием, на мгновенье затих. И был тотчас погружен во тьму. Грузчики накрыл гроб крышкой и взялись за него с двух концов.
Гоша завозился в гробу, совершил попытку выбраться на свободу, но Зоя Сергеевна прикрикнула на него, как на собаку:
— Лежать!
И он затих в гробу, обожженный обидой. Только заскулил по-собачьи от страха и одиночества.
Когда грузчики с демонстративным кряхтеньем, покачиваясь, стали сносить гроб по лестнице, Зоя Сергеевна опомнилась. Что за дурь на нее нашла!
— Послушайте! — кинулась вдова к ребятам. — Нехорошо получилось… он ведь живой…
— Нехорошо, что живой? — с пьяным глубокомыслием задался вопросом старшой по имени Семен.
— Хорошо, что живой…
— Да пореви ты! — окрысился на Зою Сергеевну Семен. — Первый раз такую вдову вижу! Солдат, а не вдова! Ни слезинки!
Грузчики не нарочно притиснули Зою Сергеевну гробом к стене. Ее хрип достиг слуха покойника. Встревоженный тем, что происходит с его вдовой, Георгий Антонович трепыхнулся.
— Прекратите безобразие! — глухо, как из могилы, донеслось из гроба.
Но грузчикам было не до покойника. С невероятным трудом удержали они свою ношу. Отдышались с облегчением.
— Не гробанемся? — о бессмысленной улыбочкой спросил старшой.
— Не должны! — заверил его напарник. — Дурная примета. И тоже добродушно улыбнулся: — Ты меня только не смеши. Как в тот раз.
Старшой тихонько посмеялся своим воспоминаниям. Напуганный этой беседой, Гоша завозился в гробу.
— Товарищи! — раздался голос из гроба. — Мне неловко, что вы меня несете…
— Не вертись! — прикрикнул на Гошу старшой.
— Пускай покойник сам идет, а, Семен? — взмолился Николай. — Что мы, нанялись?
— Не положено!
Соседи у подъезда при виде гроба крестились, вздыхали, всхлипывали.
— Откройте гроб, попрощаться надо с покойником!
— В последний раз!
— Как, вдова? — спросил старшой грузчик. — Открыть?
— Ни в коем случае! — истерично выкрикнула Зоя Сергеевна.
От обиды на свою вдову Георгий Антонович затравленно зарычал. Маньячка! Она хочет живым закопать его в землю, чтоб сохранить проклятую могилу! Ах так? Ладно, он согласен! Ему-то один хрен, а подлая вдова потом поплачет! Последние волосы будет рвать на голове, а ему, Гоше, уже ничем не поможешь! От жалости к себе покойник всхлипнул и стал подвывать. Он вспомнил себя в детстве, когда тоже хотел умереть, чтоб наказать родителей. Ну и пусть он ребенок! Что ж, если он только таким диким способом может наказать неверную жену!
До Гоголева донесся галдеж соседей.
— Зоя Сергеевна, дайте проститься с Георгием!
— Вы хоть и недавно у нас живете, а все равно свои!
— Не по-людски как-то!
«Неужели не даст людям со мной проститься? — с ожесточением подумал Гоша. — Стерва какая!»
Услышав, что крышку гроба снимают, Гоша замер. Искушение — выскочить из гроба — было сильным, жаль, соседи до полусмерти перепугаются. Да и сам он в дураках останется: не вдову накажет, а себя самого. На всю жизнь привяжется за ним дурная слава лжепокойника. А когда придет срок и на самом деле ляжет он в гроб, никто к этому событию всерьез не отнесется. Будут люди стоять у его изголовья и перемигиваться, вспоминая, как он в прошлый раз выскочил оттуда чертиком из табакерки. И даже когда уже в землю его закопают, вспоминать все-таки будут те, первые его лжепохороны.
Дневной свет ослепил Георгия Антоновича. Он закрыл глаза.
Соседи ахнули, увидев мокрое от слез лицо усопшего.
— Покойник плачет!
— Хорошая примета, в рай попадет!
— В грехах раскаивается!
Напрягся Гоша, чтобы подняться, да такую слабость ощутил во всех членах, что и пальцем шевельнуть не смог. Какое мужество для этого требуется: на глазах у людей из гроба встать.
— Какой молоденький!
— Мальчик совсем!
— Красавчик! Как живой!
— Кажется, сейчас встанет!
— Ай, вроде как моргнул!
— От чего Георгий помер?
— Разрыв сердца!
— Сердечный! Я вчерась еще про него подумала: этот не жилец!
— Бедняжка, сама не своя! Лица на ней нет! — это относилось ко вдове. — Испереживалась вся!
Зоя Сергеевна не притворялась, она в самом деле почувствовала себя вдовой. На глаза навернулись теплые, живительные слезы, и окружающий мир расплылся.
Бедный, непутевый Гошка! Она ведь, зараза такая, собралась бросить его ради делового Дениса. Слава богу, что не успела! Гоша сам оставил ее!
Гроб погрузили в перевозочную машину. Вдова устроилась рядом с покойником. Рыдания, похожие на собачий лай, рвались у нее из груди.
— Ты чего! — крышка гроба поднялась, и возник Гоша. — Я живой еще.
Зоя Сергеевна с недоумением уставилась на мужа.
— У меня богатое воображение.
Гоша хотел было вылезти из гроба, чтобы разделить со вдовой ее горе, но она заботливо, как тяжелобольного, уложила его обратно.
— Лежи.
— Зачем?
