Кроме сослуживцев с кладбища и соседей по дому, здесь хлопотал еще Денис Ильич, рядом с безутешной вдовой. Он оказывал ей различные знаки внимания в виде поглаживания ручек и ножек. Коллеги Гоголева по работе косо посматривали на этот альянс.
— Глянь‑ка, вдова только с похорон — сразу хахаля себе завела!
— При живом-то муже — гуляй сколько угодно, кто тебе слово худое скажет!
— При живом — другое дело!
— Меня так волнует Гоша! — пожаловалась вдова Денису Ильичу. — Как он там?
— Там ему лучше, чем здесь! — вставил ехидный сослуживец.
— Все там будем! — вздохнул Денис Ильич и обнял вдову за плечи. — Мужайся, девочка.
— А может, всем можно? — с пьяной задумчивостью спросил Иван Васильевич, имея в виду ласки Дениса Ильича.
Он приблизился к Зое Сергеевне.
— Милая моя, напишите заявление в профком, мы вам 50 рублей выдадим! — Иван Васильевич положил руку на плечо вдовы. — Крепитесь! — Обнял ее. — Или даже 100 рублей дадим… Пойдемте со мной. Вы напишите просьбу, а я ее удовлетворю…
— Оставьте вдову в покое! — возмутился Денис Ильич.
— А вы кто такой? — вскинулся Иван Васильевич. — Вы пьяны! Прошу вас немедленно пройти пробу Раппопорта!
Серафим Терентьевич зашел в квартиру. И не понял, куда попал. Иван Васильевич с пафосом кричал Денису Ильичу:
— Вы осквернили память нашего коллеги! Немедленно покиньте помещение!
— А где Егор? — спросил Серафим Терентьевич у вдовы.
Она тяжко вздохнула:
— Он скоро будет!
— Не знает, бедняга! — прошелестело за столом.
— Пососи валидольчик, дедуся! — заботливо проворковала Костылева и протянула американцу таблетку.
— Мне не надо!
— Сейчас будет надо!
Дедушка в растерянности переводил взгляд с одного гостя на другого. И у всех находил сочувствие.
— Что‑нибудь с могилой неладное?
Костылева печально кивнула.
— Заняли могилу? — старик был в ужасе.
— Как он странно выражается! Не русский, что ли?
— Старый человек!
— Заняли, дедушка! Что ж теперь сделаешь!
Серафим Терентьевич сунул в рот валидол.
— Это моя могила!
— Не нам решать, кто раньше уйдет, кто позже!
— Георгий Антонович от нас ушел…
— Где он? — вскрикнул дедушка. — Я хочу к нему!
— Всему свое время!
Сгустились сумерки, и заспешил народ с кладбища (кто живой, конечно), а работяги Семен и Николай — на свежую могилку Гоголева устремились.
— Эй, покойник! — окликнул Гошу Семен. — Понравилось в могилке? Вылазь, разговор есть!
Мертвая тишина была ему ответом. Грузчики встревоженно переглянулись.
— Может, вправду помер?
— Пусть сначала расплатится!
Николай спрыгнул в могилу. Гроб, слегка землицей присыпанный, был на месте. Смахнул Николай землю, отодрал крышку гроба. Ничего этого Гоша не услышал. Он был недвижим.
— Ты живой?
Гоша вздохнул. Пробудился. Открыл глаза. Увидел звезды над головой. Но чудо возвращения к жизни было испорчено появлением на краю могилы молоденького милиционера.
Семен едва успел бухнуть напарнику:
— Атас!
— Вскрытие гроба! — милиционер засвистел. — Стой! Стрелять буду!
Первым бросился бежать Семен. Милиционер метнулся за ним, но тот растворился в сумерках. Тогда милиционер побежал за Николаем, который успел уже выскочить из могилы. Но и тот как сквозь землю провалился.
Раздосадованный неудачей, вернулся милиционер к могиле, чтоб составить акт, и узрел, как покойник вылезает из гроба.
Представитель власти всхлипнул в ужасе и сам кинулся бежать, не разбирая дороги, пока не ухнул в свежевырытую могилу.
Сердобольные сослуживцы влили в старого гусара несколько рюмок водки — чем вернули Серафима Терентьевича к жизни.
Ох, не радовала его окружащая действительность! Гости умяли все, что было в доме съедобного, включая кусочек колбасы из мышеловки. Иван Васильевич с ожесточением глодал оленьи рога, а остальные коллеги уныло голосили:
«Я могла бы побежать за поворот. Я могла бы побежать за поворот…»
Зоя Сергеевна тоже развеселилась и пела громче всех. Никто ее за это уже не осуждал. Жизнь продолжалась.
— Где Егор? — убито спрашивал Серафим Терентьевич в пространство.
— Я больше не могу этого слышать! — несмотря на то, что румянец к Костылевой вернулся, она очень страдала из‑за неведения деда.
— Когда придет Егор?
Костылева не вынесла этой пытки:
— Он больше никогда не придет! Мы его схоронили!
Дедушка в гневе громыхнул кулаком по столу.
— За такие шутки… Если б вы не были дамой…
Иван Васильевич перестал с собачьим рычанием глодать оленьи рога.
— Ну я не дама…
— Вы мерзавец! — Гусар навесил этому животному звонкую плюху.
И в сей же миг увидел в дверях квартиры Георгия Гоголева. Не укрылось пришествие покойника и от румяной Костылевой. Она немедленно позеленела и хлопнулась в обморок.
Иван Васильевич издал душераздирающий вопль. Напуганный Гоша сразу же исчез.
— Что с вами, Иван Васильевич? — вскинулись сотрапезники.
— Мне померещилось… Мне померещилось…
— Пить надо меньше! — мстительно ухмыльнулся Денис Ильич.
— Вы правы! — с горечью признал Иван Васильевич. — Куда ж денешься: поминки за поминками.
Прячась за дверью, Гоша страдал из‑за своего унижения. Хватит! Он вернулся к себе домой.
Денис Ильич увидел в дверях Гошу. В панике замотал головой, отогнал наваждение.
Костылева, отлежавшись на полу, пришла в себя. Задергалась.
— Я должна немедленно встать на учет в психдиспансер! Знаете, что я увидела? — Костылева поднялась и снова узрела Гошу. Огромным усилием воли она заставила себя не потерять сознание. — У меня галлюцинации! — Женщина подошла к покойнику и схватила его. — Не смей больше ко мне являться! Тебя нет! Ты мне только кажешься!
Зоя Сергеевна приникла к мужу.
— Наконец-то! Я больше не в силах быть вдовой!
Денис Ильич, оскалившись от ревности, завопил:
— Товарищи! Это не покойник! Это брат покойного!
Присутствующие с облегчением вздохнули.
