— Дикари, создайте очередь!
Никто ему не ответил. Очередь никто не хотел создавать, все хотели уехать прямо сейчас.
В салон я ворвался как победитель, потрясая лопатой, словно окровавленным мечом, которым только что сносил головы своим врагам, — шляпу мне нахлобучили на глаза. Еще оставались свободные места, и я сел сзади у окна. Я поправил шляпу, а лопату поставил между ног.
Рядом со мной сел дедушка в очках и, неодобрительно покосившись на лопату, сказал:
— Рано еще картошку копать.
Я ничего ему не ответил.
Автобус оказался еще дряхлее, чем предыдущий. Это стало ясно, когда водитель кое-как, с ужасным треском, врубил первую передачу, и мы тронулись.
— Поехали! — засмеялся какой-то мужик в салоне, очевидно, подражая Гагарину в момент старта. Рессоры безжалостно скрипели.
Через десять минут отчаянной тряски салон наполнился пылью и дымом — приходилось терпеть, потому что ни окна, ни два люка на крыше не открывались.
Чтобы нам не было скучно, водитель включил магнитолу, которая тянула ленту и никак не могла переорать буханье подвески, скрип рессор и рев мотора. Водитель прибавил громкость, и я разобрал, что это за песня — старинная, как сам автобус. «Миллион алых роз» в исполнении Аллы Борисовны. Когда начинался припев, сквозь весь этот оглушительный рев и скрип мне слышалось вместо «алых роз» — «мертвецов»:
Миллион, миллион, миллион мертвецов
Из окна, из окна, из окна видишь ты…
В окно я не видел мертвецов, лишь иногда попадались ржавые памятники на обочине, там, где когда-то произошла авария и погиб человек. Но здесь, в салоне дряхлого автобуса, сидели потенциальные мертвецы — все без исключения. Я вдруг подумал, что мы, пенсионеры с мотыгами, водитель автобуса, старик в очках и я в дурацкой шляпе, обречены. Мне сделалось неуютно. Кому охота, интересно знать, ехать в автобусе, наполненном трупами стариков? Никому, даже мне, хотя в будущем я тоже мертвец.
Рано или поздно, но каждый из этих дачников, одуревших от жары и пыли, обязательно умрет, — кто-то, может быть, уже завтра или сегодня вечером. Дело нехитрое: шибанет инсульт или автолихач проедет колесом прямо по голове, и через пару дней отправишься вместо дачи прямиком на кочкарник.
Старик в очках наклонился ко мне и доверительным тоном сообщил:
— У меня вот та-а-кая картошка уродилась! — и показал руками. Сунул мне их прямо под нос, и мне показалось, что от рук воняет формалином.
Магнитола продолжала терзать ленту:
Миллион, миллион, миллион мертвецов
Из окна, из окна, из окна видишь ты…
По моей просьбе, у поворота, водитель остановился, и я, расталкивая всех этих бедолаг, полез на выход.
Кроме меня, здесь больше никто не вышел. Что ж, тем лучше.
Я свернул на грунтовку. Дряхлый автобус с мертвецами отправился дальше.
2
На кладбище за одну ночь ничего не изменилось: те же деревянные, гостеприимно распахнутые ворота, тот же облезлый крест над ними, то же безлюдье и воронье на деревьях. Малыш, который прожил на свете всего семь месяцев, продолжал улыбаться на своем ржавом памятнике. И так же мертвецы должны были все лежать в своих истлевших или совсем новых гробах, если только под землей не завелись монстры, которых я видел в каком-то из ужастиков Ловеркрафта, — монстры изрыли всю землю под кладбищем лабиринтами и ползали по ним, похищая из гробов покойников. Оставалось надеяться, что эти ужасные монстры еще не добрались до жалкого деревенского погоста.
Вот и ее могила.
— Привет, милая, — сказал я и бросил лопату на землю.
Ветровку и рубашку я снял, оставшись по пояс голым. Шляпу оставил. Солнце припекало все сильнее, небо над головой чистое, голубое-голубое, как глаза сиамской кошки. Красота!
Мне предстояла тяжелая работа, но я решил, что справлюсь дотемна, и не торопился. Побродил между могил, разглядывая на памятниках фотографии, где они еще сохранились. Потом из ее могилы я выкорчевал памятник, впившийся в землю четырьмя длинными ножками, и предусмотрительно оттащил его к лесу, в кусты. Туда же выбросил три венка с черными, как на бескозырках, лентами. Порядок. Можно начинать копать, не опасаясь, что сюда кто-нибудь забредет и увидит меня. Что я тут делаю? Ничего особенного. Выкапываю могилу для своей почившей бабушки, черт бы меня побрал!
Земля была рыхлой, копалось легко, но с непривычки я быстро уставал. Отложив лопату, я садился на землю, отдыхал и запоздало думал, что нужно было захватить перчатки. Новенький шершавый черенок заживо сдирал с ладоней кожу.
Когда я углубился примерно на метр, случилось что-то фантастическое. Из-под земли послышалась музыка, очень тихая, но я разобрал, что это за песня — «Ты здесь» в исполнении слепой девочки Дианы Гурцкой. Наверное, я окончательно спятил, решил я сперва.
Можете вы себе представить? Новоявленный гробокопатель притащился на кладбище, чтобы выкопать гроб и убедиться, действительно ли в нем находится тело его возлюбленной, и вместо этого слышит песню, которая доносится из-под земли. Что это — бред, галлюцинация? Если так, то я предпочел бы наслаждаться Майклом или Б. Моисеевым, хотя песня слепой девочки тоже ничего. Или, может быть, в гробу вместо тела самой прекрасной женщины на свете валяется кассетник — включен реверс и мощные батарейки «Эверейди» будут гонять пленку туда-сюда еще с неделю. Вот только зачем? Кто и для чего додумался запихать в гроб кассетник и включить его?
Я приложил ухо к сырой земле и прислушался: нет, все тихо. Из царства Мертвых не доносилось ни звука. Значит, музыка доносится не из могилы, но откуда тогда? Может, из леса?
Я пошел в сторону деревьев, и действительно, чем ближе я к ним подходил, тем музыка становилась громче. Я вошел в лес, потащился вглубь и метров через сорок понял, в чем дело.
Здесь проходила заброшенная дорога, стоял автомобиль с распахнутыми дверцами, из которого и доносилась музыка.
«Вот ненормальный! — чертыхнулся я. — Надо ведь додуматься: музыка звучит в гробу. А все, оказывается, гораздо прозаичнее».
Мне стало интересно. Пробравшись к машине как можно ближе, я спрятался за деревьями и стал наблюдать.
У машины обнимались он и она. На капоте — бутылка вина и два пластиковых одноразовых стаканчика. О моем существовании эти люди не подозревали, разговаривали громко и вели себя очень естественно, — смотреть на них было одно удовольствие. Оба — молодые, хорошенькие.
— Ты не боишься? — спросил он ее вдруг.
— Тебя? — засмеялась она.
— Нет, мертвых. Здесь совсем рядом кладбище.
— Нет, не боюсь. Ты же защитишь меня, если из кустов вдруг появится ужасная образина, труп с блестящим черепом и огромными клыками? Он направится прямо к нам, и тогда… ты справишься с ним?
