Арон поджидает нас у порога дома жены, нервно топчась на месте, и сразу бросается ко мне.
– Хотон-хон! Я так рад, что вы пришли! Прямо не знаю, что делать, вы бы ее видели, это какой-то кошмар, как же она будет жить, а вдруг это не лечится, жена совсем голову потеряла от горя!..
– Тихо! – рявкаю я, прерывая бесконечный словесный поток. – Вот знакомься, это Кир, ты его еще не видел. Пошли внутрь.
Арон облегченно замолкает, явно радуясь тому, что кто-то другой принял командование, и проводит меня в комнату девочки, обставленную в безумных малиновых тонах. Я тут же выпираю их с Киром за дверь и остаюсь с пациенткой один на один – не будет же сердобольная муданжская мать сидеть с больным ребенком, еще заразится…
У девочки оказывается элементарная ветрянка. С точки зрения муданжцев это, конечно, ужасная болезнь – все лицо в волдырях, еще бы. Тем более никто ведь не проследил, чтобы ребенок не чесался, так что вид и впрямь жутковатый. Ветрянкой муданжские дети болеют редко, и это обычно значит, что иммунитет чем-то ослаблен, в норме-то подобная зараза к ним не липнет. Анализы показывают неправильное питание – такое впечатление, что девочка завтракает, обедает и ужинает медовыми конвертиками. Я даю ей детскую микстуру от зуда с легким снотворным действием, обмазываю заживляющим кремом и иду объяснять Арону про диету и пищевые добавки. Земные иммуномодуляторы муданжцам подходят плохо, так что я стараюсь без крайней необходимости их детям не давать. Скорее бы Азамат уже решился вступить в экономический союз, тогда можно было бы дать грант на исследование муданжской физиологии, а так к нам ни от одной приличной лаборатории никто не едет, только миссионеры какие-то все рвутся.
В гостиной Арон увлеченно демонстрирует Киру звериные шкуры, видимо, охотничьи трофеи. Кир глядит сияющими глазами и вслушивается в каждое слово Арона, травящего охотничьи байки.
– Этого вот мы с друзьями загнали два года наз… о, Хотон-хон, ну что? – прерывается Арон, заметив меня.
– Да ничего страшного, – говорю. – Я этим тоже в детстве болела, следов не останется. Вот крем, чтобы лучше заживало, вот снадобье, чтоб не чесалось.
Арон вздыхает с облегчением.
– Ой, спасибо, Хотон-х…
– Хуже другое, – перебиваю его мрачным тоном. – Проследи, пожалуйста, за тем, что твоя дочь ест и сколько, иначе она так и будет болеть. Сейчас я тебе выведу допустимое меню для этого возраста.
Сажусь и открываю бук.
– Как же я прослежу? – удивляется Арон. – Она ведь с женой живет, с ней и ест.
– Как хочешь, так и проследишь, – кривлюсь я. – Если твоя жена ест то же, что твоя дочь, то проживет недолго. Прикажи повару готовить то, что я напишу… Вообще, где Алтоновч-то?
– У себя наверху…
– Ну так веди ее сюда, будем разговаривать.
Арон растерянно кивает и убегает вверх по лестнице. Я киваю Киру:
– Ну как?
– Нормально, – пожимает плечами ребенок. – Сначала он все рвался к вам посмотреть, что вы с его дочкой делаете, но потом я спросил про охоту, и он про дочку забыл, стал мне рассказывать… Обещал меня с собой взять в следующий раз, если отец отпустит.
– Азамат и сам хотел с тобой на охоту сходить, – припоминаю. – Наверное, можете и втроем.
Наверху слышатся шаги, и к нам спускаются Арон с женой. Она сегодня в бирюзовом, и, как всегда, платье, диль и косынка чуть-чуть не совпадают по тону. Интересно, это индивидуальный стиль такой или она просто сама ткани красит, а пропорции забывает?
– Она заразная? – нервно спрашивает Алтоновч, косясь на дверь дочкиной комнаты.
– А вы этим не болели? – отвечаю вопросом на вопрос.
– Конечно нет! – в ужасе отрицает Алтоновч.
– Тогда заразная, – с плохо скрываемым злорадством киваю я. Конечно, раз Алтоновч не болела, значит, у нее достаточно сильный иммунитет. С другой стороны, может, в детстве и был сильный, а сейчас если она одними плюшками питается, то и вместе с дочкой заболеть может.
– Расскажите мне, пожалуйста, что вы едите, – предлагаю я, открывая файл с историей болезни.
Алтоновч таращится на меня во все глаза.
– А вам зачем?
– Затем, что ваша дочка заболела из-за неправильного питания.
– Так что, ее не кормить, что ли?
Я роняю голову на клавиатуру. Кир хихикает в углу.
Мы покидаем дом Алтоновч примерно через час, с трудом общими усилиями убедив ее, что питаться одним сладким нельзя не потому, что мужу жалко денег. Кир похихикивает, я пихаю его локтем в бок.
– Не смешно, – говорю, улыбаясь. – Угробит ведь ребенка.
– А если не угробит, вырастет еще одна такая же тупая корова, – пожимает плечами Кир.
Я хмурюсь.
– Алтоновч, конечно, не слишком одаренная женщина, но не мог бы ты выражаться повежливее? Арон не обрадуется, если узнает, что ты так говоришь о его жене.
– Простите, – ворчит Кир, вжимая голову в плечи.
Ну отлично, теперь он расстроился. А я-то радовалась, что удалось его немного развеять. Однако эта мысль держится у меня в голове недолго, потому что я вдруг озадачиваюсь вот чем: муданжские девочки до замужества обычно живут с матерями. Хотела бы я посмотреть на статистику детской смертности. Есть у меня подозрение, что для мальчиков и девочек она неодинаковая. А если так, то, значит, взрослых женщин на Муданге должно быть заметно меньше, чем мужчин. Отсюда и отношение к ним… М-да, порочный круг.
Дома Кир с тяжелым вздохом топает в свою комнату и закрывает дверь, так что до обеда от него ни слуху ни духу.
Впрочем, и на обед он не выходит.
Когда Азамат стучится к нему в дверь, ответа нет. Озабоченный Азамат приоткрывает дверь и обнаруживает ребенка спящим за столом носом в книжку.
– Не буду напоминать, что я тебя предупреждала, – триумфально говорю я.
Азамат умиленно улыбается и мягко треплет Кира за плечо.
– Ну что же ты, мальчик, просыпайся.
Кир подскакивает и ошарашенно озирается.
– Ой. Простите. Извините. Я ненадолго… Не заметил…
– Ладно уж, – смеется Азамат. – Пошли есть, соня.
Ребенок послушно чапает к столу и принимается механически жевать, не разбирая, что именно. Азамат обстоятельно выбирает косточки из жареной рыбы.
– С чего предпочитаешь начать? – спрашивает он, не отрывая взгляда от тарелки. – Проверим твою самостоятельную работу или статьи почитаем?
Кир на секунду впадает в панику, но тут же успокаивается и произносит с похоронной решимостью:
– Я почти ничего не сделал.
Азамат отрывается от тарелки.
– Почему?
– Ну… – Кир бросает косой взгляд на меня.