– Старейшина, – тихо откликается Азамат, – у меня была вся зима на то, чтобы обдумать свой выбор. Уверяю вас, он дается мне непросто. Безусловно, я всего лишь один человек и могу ошибаться. Но скажите мне, Старейшина, что в вашем понимании традиция?
– Как же? – оторопело разводит руками Старейшина. – Это все! Это все муданжское, что есть! Наша история, наши люди, одежда, искусство, взгляды… я не знаю, поведение!
– Поведение, да, несомненно, – подхватывает Азамат. – А также взгляды и вкусы. Вкусы, согласно которым человек с моим лицом в принципе не может быть Императором. Взгляды – косые и презрительные на безродных, больных и увечных, чью жизнь я изо всех сил стараюсь изменить к лучшему. Восхищенные взгляды на богов, которые – и пусть меня убедят в обратном – совершенно необязательно заинтересованы в благополучии человечества. Поведение родителей, калечащих своих детей, поведение жен, ненавидящих своих мужей… Старейшина Асундул, где я, а где традиция? Смею обратить ваше внимание на тот факт, что моим бормол остаются летописи и предания – я ни в коем случае не отворачиваюсь от нашей истории и самобытности. Но у меня два из трех бормол говорят о прошлом! Я слишком долго жил вспять, и теперь, когда в моих руках вся планета, я намерен развернуть ее лицом к будущему. Мы – не третьесортный мирок, плетущийся в хвосте у более развитых культур. Мы обладаем огромным, нерастраченным интеллектуальным и душевным богатством. Настало время вложить его в дело, но этого никак не добиться, если мы будем цепляться за старые представления, в которых нет ничего хорошего, просто никто не удосужился от них избавиться много лет назад.
Азамат даже раскраснелся от напряжения, и я хорошо понимаю, что ему приходится прилагать усилия не для того, чтобы все это сказать, а для того, чтобы удержать свои слова в рамках приличий. Я сама при мысли о муданжских традициях могу только визжать без слов, и мое уважение к Азамату за столь связную оценку не знает границ.
– Да, я вижу, ты подумал, – после долгого молчания произносит Асундул. – Я бы даже сказал, у тебя наболело. Но я все равно не могу одобрить, что ты под влиянием супруги собрался превратить Муданг в маленькую Землю.
– Вы меня не слышите, – качает головой Азамат. – Я как раз пытаюсь обойти все те подводные камни, на которых Земля неоднократно садилась на мель. Да, земляне многого добились и практически во всей Вселенной почитаются как образец благополучной нации. Но они просто люди, Старейшина. Представление, что все земное – эталон прекрасного, это как раз часть той традиции, которую вы так рьяно защищаете. Да, я глубоко уважаю отдельных людей, происходящих с Земли, – он слегка кивает в мою сторону, – но я не вижу ни единой причины для нас повторять ошибки их истории. У нас другие исходные данные, у нас есть преимущества! Я не собираюсь ждать, пока века кровопролитных войн, хаоса и разочарования заставят наших людей думать по-земному. Мы уже сейчас можем шагнуть дальше, к более рациональному и продуманному устройству, чем когда-либо было на Земле!
– Я так понимаю, ни у кого больше не вызывает нареканий, что Император отвергает традицию? – поджав губы, вопрошает Асундул.
Унгуц пожимает плечами, не скрывая улыбки.
– Я научил его так мыслить, чего ты от меня ждешь?
Ажгдийдимидин напрягается до испарины и цедит:
– Это выбор бормол, а не государственной политики. Традиция его не описывает. Будешь спорить?
Асундул сникает.
– Хорошо, пожалуйста! Делай как знаешь. Тебя избрали Императором, не меня. – Он вздыхает, и мне мерещится нотка обиды. Неужто он надеялся?.. Асундул сердитым жестом сметает с пуфика два отверженных бормол.
Азамат молча кивает.
Наш духовник, утерев лоб, что-то тихо бормочет, отчего из всех комодов, стоящих вдоль стен зала, вылезают ящики и, гремя деревянным содержимым, скучиваются вокруг Азамата. Пара штук даже пролезает между нами, а один особо нахальный тычется мне в пятки, мол, отойди, место занимаешь. Я его потихоньку пинаю, чтобы не наглел.
– У меня выбор пожиже был, – выпячиваю губу, оглядывая ассортимент.
– Ну вы ж земляне – просто люди, как нас твой муж просветил, – замечает Асундул. – Ты-то замуж выходила, думала, он тебя боготворить будет? А видишь, разглядел получше да в уме переменился.
Азамат, который начал уже разгребать статуэтки, отрывается и поднимает на Асундула широко раскрытые глаза.
– Это что сейчас было? – как-то сдавленно спрашивает он. – Мне в ухо что-то попало?
Унгуц кладет Асундулу руку на плечо.
– Ты дурачок, что ли, совсем у меня? Хулить Хотон-хон на Совете? Тебя в Старейшины за здравые суждения пригласили. Традицию он защищает, чужого счастья стерпеть не может. Молчи уж, не марай обряд.
Асундул, все это время игравший в гляделки с Азаматом, опускает глаза. Азамат возвращается к раскопкам.
Я расталкиваю ящики и придвигаюсь поближе, поглаживая мужа по руке.
– Помочь тебе поискать?
– А ты знаешь, что я ищу? – улыбается он.
– Догадываюсь, – прищуриваюсь я.
Мы принимаемся рыться вместе, перебирая самые причудливые творения безымянных муданжских мастеров. То и дело, залюбовавшись на тончайшую резьбу колонн садовой беседки или неотличимую от настоящей оплывшую свечу, я снова и снова соглашаюсь с Азаматом – муданжцы имеют иные исходные данные и в чем-то уже лучше нас. Это ведь все от души и задаром, от любви к чужим людям, которую здесь только так и можно выразить, анонимными подарками, без надежды когда-либо сказать выбравшему этот бормол, дескать, это я сделал, я заглянул в твою душу, я разделил твою веру и создал для тебя символ, якорь твоей жизни. Ну или поплавок, деревянные все-таки…
– О! – не удерживаюсь я, наткнувшись на подходящий предмет. – Гляди, то?
Азамат берет у меня маленькую модель винтажного микроскопа. Такие до сих пор используются при полевых работах, когда нет возможности привезти и подключить громоздкую электронную технику, а этот легкий, складной, с лампочкой на солнечных батареях, лучший друг натуралиста и садовода. В некотором смысле эмблема доступности науки.
– Кто-то обо мне позаботился, – усмехается Азамат. – Да, это именно то, что нужно. Остался последний, – Азамат делает многозначительную паузу, – и самый важный. Поможешь?
– Ты всегда можешь на меня положиться, дорогой, – киваю я, возвращаясь к ящикам.
Я не знаю, сколько времени мы проводим за этим не слишком захватывающим занятием, но ноги у меня затекают несколько раз в разных позах, а спина начинает сетовать на горькую женскую долю, когда мы с Азаматом сталкиваемся лбами и приходим к выводу, что перерыли все.
– У меня есть пара кандидатур, – уныло тяну я, – но они все как-то не о том…
– Аналогично, – вздыхает муж. – И это никуда не годится.
Он встает, оглядывается по сторонам и пробирается в дальний угол, где неприметно притулился ящик с чурбачками-заготовками. Выбрав одну, Азамат возвращается на свое место и извлекает складной ножик.
