Лицо его при этом становится еще более ошеломленным, хотя по голосу слышно, что он совершенно не напрягается. Видимо, в этом-то и шок…
– Та-ак, – протягивает Унгуц. – Это что же Умукх-хон с тобой сотворил?
– По всей видимости, он меня запечатал, – вздыхает духовник, садясь за стол.
Мы с Азаматом переглядываемся.
– Только на время перелета, как я понимаю? – осторожно предполагает Азамат.
– Надеюсь, – нервно откликается духовник, таращась в стол.
– Ладно, не переживайте, в крайнем случае, Ирлик распечатает, – успокаиваю я. – А пока наслаждайтесь речью.
Духовник понуро кивает и принимается есть поставленный перед ним суп, запивая гармаррой.
Наутро, как обычно не обнаружив мужа в постели, я выползаю в общественное пространство и вскоре нахожу Азамата в компании Умукха и Янки, которую ее мужчина вчера до бога не допустил из суеверного ужаса.
– Ага, – сонно, но ехидно говорю я, – Ирнчин с утра пораньше за рулем, а ты – общаться?
– Ну еще бы, Лизка, ты что! – фыркает Янка. – Это ты с богами по выходным бухаешь, а я вообще не в курсе, как будто на другой планете живу! Мне же интересно. А Ирнчина я еще нескоро прощу и десять раз подумаю, хочу ли я действительно за него замуж выходить. Ты знаешь, что он мне вчера устроил?
Азамат с Умукхом озабоченно переглядываются.
– Эмоциональный шантаж? – предполагаю я из личного опыта.
– Щаз! Он просто в дверях встал, и все! Типа не пущу – и как хочешь! И сегодня, уходя, каюту запер. Хорошо хоть телефон не отобрал, я Азамату позвонила, чтобы выпустил. Ну ты представляешь, какой козлина!
Я окончательно просыпаюсь, освеженная новостями.
– Он тебя собрался там весь полет голодом морить? – недоверчиво уточняю я. Как-то до сих пор я не замечала за муданжцами таких накренений мозгов.
– Нет, завтрак он мне принес, и ужин вчера тоже, – выпятив губу, поясняет Янка. – Но это его совершенно не извиняет.
– Вы же понимаете, он глава национальной безопасности, – вкрадчиво и, видимо, не в первый раз напоминает Азамат. – Это определенным образом сказывается на личности…
Янка извлекает заткнутую сзади за пояс джинсов силиконовую лопаточку для жарки и, угрожающе потрясая ею, заявляет:
– На его личности вот это скажется, как только он посмеет ко мне хоть на полметра приблизиться!
– Вы прямо как Укун-Тингир, – прищурившись от улыбки, замечает Умукх.
– Да, кстати! – оживляется Янка. – Мне очень импонирует мысль запереть кое-кого в подземной пещере на двести лет! Нет, правда, Лизка, как ты с ними живешь?!
Азамат тяжело вздыхает.
– Меня никто запирать не пытался и, надеюсь, не попытается, – многозначительно произношу я, косясь на мужа. – А вообще, дорогой, поговорил бы ты с Ирнчином на эту тему как-нибудь… по-мужски.
Азамат кроит кислую мину.
– Да, я уже пришел к тому же выводу, но совершенно не уверен, что из этого выйдет что-то путное. У Ирнчина не так уж много причин прислушиваться к моим советам на личном фронте.
– У него есть одна очень веская причина! – продолжает возмущаться Янка. – Потому что пока он мне под страхом смерти не поклянется, что такое не повторится, во ему, а не свадьба, и вообще может про меня забыть!
На «во» она предъявляет самый выразительный жест, на который способна, и Азамата это слегка коробит – как же, женщина… Умукх, однако, рассматривает Янкины пальцы с интересом.
– А что значит этот жест? – любопытствует он.
– Что я ему вставлю и проверну! – рычит Янка.
– Что? Куда? – не понимает Умукх.
Азамат морщится и просительно смотрит на меня.
– Пойдем завтракать?
– Пошли, – соглашаюсь я, давясь смехом. – Ян, ты только, когда объяснишь свои намерения, объясни также сферу употребления, а то если бог так выразится, кого-нибудь и кондратий хватить может.
Янка отвечает на языке хозяев леса, не иначе.
На пути к кухне Азамат выглядит несчастно, как будто съел что-то тухлое.
– У тебя последнее время очень богатая мимика, – замечаю я. – От меня набрался?
Он задумчиво трет лицо руками.
– До твоей мне еще далеко. А так, вообще, мне всегда говорили, что у меня выразительное лицо. Ну, до…
– А-а, то есть у тебя наконец-то проснулись мимические мышцы! – резюмирую я. – Ну слава кому-нибудь там и моему крему!
– Крем твой волшебный, да, – улыбается Азамат. – И руки золотые. Но если хочешь с кем-нибудь разделить заслуги, то как раз с Умукх-хоном. Он ведь бог целительства, ему и благодарность.
– Кстати, может, его попросить помочь? Ты, конечно, и так уже хорошенький, но надо бы довести дело до конца. Ты вообще пробовал когда-нибудь для него моцоги проводить, или как там это делается?
Азамат задумчиво склоняет голову набок, раскладывая завтрак по пиалам.
– Моцоги – нет. Гуйхалахи возносил, конечно, правда, они лучше всего работают в моменты отчаяния, а мне, видимо, только казалось, что я до него дошел. В целом я считал, что если уж боги решили меня изуродовать, просить их вернуть все как было бессмысленно – зачем-то же они это сделали. Алтонгирел тоже все время твердил, что у всего есть свое значение и что мы не можем предугадать высший замысел. Но это имеет смысл, только если боги действительно планируют жизни людей. А я, страшно сказать, последнее время далеко не так в этом уверен… Так что, может, и правда имеет смысл попросить Умукх-хона…
– О чем? – раздается за спиной заинтересованный голос.
Мы подпрыгиваем с разворотом и упираемся взглядами в Умукха собственной персоной. Я вполне уверена, что он следом за нами не шел, да и Азамат заметил бы, у него слух о-го-го.
Азамат неуверенно косится на меня – ему, видимо, неловко просить за себя.
– Да вот, мы тут подумали, – поясняю я, – раз уж вы бог целительства, может, вы бы подлатали Азамату физиономию? Ну, естественно, мы бы обряд провели, как полагается, дары там, все дела…
Умукх неожиданно спадает с лица и принимается махать на меня руками.
– Не надо, пожалуйста, не надо, не просите! – выпаливает он практически в панике. – И ни в коем случае не проводите этот ужасный обряд!
– Э-мм… – Я кошусь на Азамата в надежде, что он что-нибудь объяснит, но он глядит на меня в такой же растерянности. – Ладно, не переживайте так, мы не будем… Да не будем, не будем, обещаю!
Умукх перестает паниковать и расслабляется до полного раскисания – как-то весь оседает, едва на ногах держится, и сутулость его уже граничит с горбатостью.
– Спасибо, – жалобно выдавливает он. И тут же быстро добавляет: – И друзей всех попросите, чтобы они тоже ни-ни! Пожалуйста!
