– У него лес – и тут ваш сад, – выдает он наконец еще более хриплым голосом, чем обычно.
– А-а, Хавис! – восклицает Ирлик. – Да, как же, знаю его, здоровый такой котяра. М-да, он меня, конечно, повидал, как я винца приму, пару раз я ему лес-то поджигал… Но ты не трусь, я сегодня почти трезвый, да и люди эти меня смягчают… Иди, за ухом почешу.
Хос неуверенно перемещается поближе к Ирлику, едва-едва на расстояние вытянутой руки, и слегка нагибает голову. Ирлик предусмотрительно втягивает когти и, как обещал, чешет его за ухом. Хос сначала держится, но потом сила воли кончается, он зажмуривает глаза и принимается мурчать.
– То-то, – одобрительно говорит Ирлик. – Сразу бы так.
Хос приоткрывает глаз и устраивается на подлокотнике Ирликового кресла, с ногами.
– Ты есть-то будешь? – спрашивает Азамат.
– Я уже взял домой, – говорит Хос. – Но буду! А можно такую… ну… горелую?
– Жареную? – подсказывает Азамат.
Хос кивает, но Ирлик дергает его за ухо.
– Тебе жареное вредно, – сообщает он наставительно.
– Я чуть-чу-уть! – канючит Хос.
– Попробовать можешь, – смягчается Ирлик, – но смотри, чтоб в привычку не вошло. Твоя еда сырая.
– Сырая – холодная, – жалуется Хос.
– Можно вареную без соли, – разрешает Ирлик.
– Пасиба! – щерится Хос, обнажая мелкие острые зубки.
Азамат наблюдает эту сцену с умилением, потом дает Хосу две горячие оладушки и ставит варить уху.
– Подуй! – предупреждает Кир.
Хос, который уже обжег палец, оборачивается к нему.
– Это как?
Кир подходит и показывает. Хос пытается повторить, но у него никак не получается струя воздуха нужной силы.
– Так-то людскую пищу есть, – поджучивает его Ирлик.
Наконец Хос справляется с оладушком.
– Тепло, – заключает он. – Но невкусно.
– Тогда жди, пока сварится, – ухмыляюсь я, вытирая ему руки влажной салфеткой, а то ведь заляпает мне всю мебель жиром. Запах салфетки ему не нравится, и он комично трясет руками, надеясь, что выветрится. Ирлик с Киром хихикают.
– Я не есть пришел, – независимо говорит Хос. – Я подумал. Надо с отцом поговорить.
Азамат, который сидел задумавшись, носом в кружку, оживляется.
– Отлично! Слетаем?
Хос кивает.
– Это вы о чем? – интересуется Ирлик у меня.
Я рассказываю ему об идее Азамата взять Хоса на работу лесоведом.
– О, это можно не летать, – отмахивается Ирлик. – Я вам и так скажу, что отец ему не разрешит. Они же скрывают, что говорить умеют. Ну и как ты себе представляешь молчащего лесоведа? Да и потом, не любят мои ребята с вашим племенем дело иметь. Этот-то котенок еще, любопытный, хотя и то удивительно, что терпит людской запах. А Хавис – взрослый кот, с убеждениями, он ни за что не согласится.
– А какая им выгода от молчания? – спрашиваю я. – Мне кажется, люди бы к ним почтительнее относились, если бы знали, что они разумные.
– Наоборот, – мотает головой Ирлик. – Было время, когда они не скрывались, так люди крали котят и выращивали себе слуг из них. У людей-то память короткая, а старые коты еще помнят.
– Ну правильно, а когда их стреляют, как дичь, это лучше, что ли?
Ирлик вздыхает и снова принимается чесать за ухом погрустневшего Хоса.
– Ирлик-хон, – вступает Азамат, – мне все же кажется, что люди с большим уважением обращались бы с хозяевами леса, если бы видели, что один из них занимает высокую должность при дворе. Я ведь не абы какую работу предлагаю, Императорский лесовед – это в будущем глава департамента природопользования. Департамента пока нет, конечно, но будет…
Ирлик сощуривает расписные веки.
– Ты намекаешь, чтобы я поговорил с Хависом.
Азамат слегка склоняет голову.
– Вы же, как я понимаю, в некотором роде…
– Всех их породил, да, – ухмыляется Ирлик. – Так говорят.
– А на самом деле?
– А на самом деле я не помню, – пожимает он плечами. – Может, и правда. Вот что я тебе скажу, Байч-Харах. – Ирлик внезапно подается вперед и деловито сплетает пальцы. – Если ты обязуешься в свое правление пробить закон о запрете отстрела лесных демонов, я поговорю не только с Хависом, но и со всеми старшими котами.
Азамат задумывается, а Хос надувается.
– Мы не демоны!
– Цыц, – шикает на него Ирлик. – С людьми надо говорить так, как им понятно. Привыкай, если получишь эту работу, тебя все поначалу будут демоном звать.
– Совсем серьезно запретить, боюсь, не получится, – говорит меж тем Азамат. – Максимум под штраф. Хотя, скорее всего, Старейшины и на это не согласятся. Я могу, пожалуй, обещать квоту и большой налог, возможно, запрет на продажу. Но и это только при условии, что хозяева леса согласятся не грабить фермы.
– А почему просто не сделать их уголовно ответственными? – спрашиваю я. – Если человек ограбил ферму, это же не значит, что можно отстреливать людей, правильно? Но и безнаказанно его не отпустят. Хозяева леса тоже, наверное, разные, есть мирные, а есть бандюги. Допустим, Ирлик договорится с правящей верхушкой, но от нарушителей никто не застрахован…
– Это хорошая идея, – медленно произносит Азамат, – но это значит, что нужно будет как-то расследовать все случаи разграбления ферм и выяснять, правда ли виновен хозяин леса, и если да, то какой именно. Ты представляешь, сколько будет подстав со стороны людей и укрывательства со стороны хозяев леса?
– Укрывательств особенно не будет, – морщится Ирлик. – Они друг за друга редко вступаются.
– А за подставы можно ввести такое наказание, что станет невыгодно, – пожимаю плечами я. – Спроси Эцагана, мне кажется, ему будет любопытно проверить свои розыскные способности в таком деле.
Ирлик внезапно широко улыбается и потирает руки.
– Я предвкушаю большое развлечение! Котенок! – Он прихватывает Хоса за плечо и сваливает к себе на колени. – Мы тебе готовим веселую жизнь!
Хос скалится с несчастным видом, как будто уже и не рад, что согласился. Кир подмигивает, а Алэк у него на руках издает победный клич морской свинки.
Зеленоватый Алтонгирел возвращается из туалета и падает на свое место напротив Ирлика, не глядя по сторонам. Хос тем временем умудряется вывернуться из Мангустова захвата и просачивается в гостиную, где присоединяется к буйным играм.
Мы некоторое время сидим в тишине (если не считать возни в гостиной), думая каждый о своем.
– Что-то у Кира компания подбирается, – говорю я вполголоса Азамату. – Один говорит еле-еле, другая вообще молчит, зато Алэк лепечет на трех языках.
