Утром я проснулась в твердой уверенности, что это был сон, ан нет, я теперь и правда министр. Не могу сказать, что моя жизнь от этого как-то изменилась – министерства-то нет! – но сам по себе официальный статус облегчил некоторые задачи. В частности, целители слушают внимательнее, когда демонстрируешь им бумагу с печатью.
Потягиваясь и растирая уши после вебинара, я неторопливо двигаюсь на обход. Зимой в Дом Целителей являются только при смерти, кто может терпеть – тот терпит, выходить из дому в потемки и лютый мороз себе дороже, а с муданжским здоровьем терпеть они могут долго. Конечно, мы ездим на вызовы по домам, но я сегодня дежурю на базе, а тут всего трое стабильных больных, которых даже не приходится очень долго уговаривать проглотить лекарства. Так что после обхода у меня остается еще немножко времени на вышивание.
С трудом веря в свое счастье, я закрепляю последний стежок. Портрет Ирлика наконец-то закончен, осталось простирнуть и оформить рамкой. Я накидываю его верхним краем на ширму и отхожу полюбоваться. Получилось даже лучше, чем я воображала, – картинка прямо греет душу, но чрезмерной слащавостью не отдает. От медового тепла я расслабляюсь и прикрываю глаза и плыву в потоке черемухи то ли в теплую утреннюю постель, то ли на уединенный пляжик летнего Дола…
– Ма? – прерывает мои фантазии голос за спиной. Я слегка подпрыгиваю. – Ой, извини, я просто решил за тобой зайти, время уже к ужину. Ты дошила Ирлика, да?
Я оборачиваюсь. Кир на удивление сухой. Впрочем, если он за мной зашел, значит, сегодня на машине, а там надо умудриться промокнуть.
– Да, представляешь, вот только что. Как тебе?
– Похож, – щерится Кир из дверного проема. – Я думаю, ему понравится. Ну давай собирай его, и пошли, а то я мотор не выключил.
– Ну, Ки-ир, – ворчу я, спешно складывая канву. – Я тебе сколько раз объясняла, что нехорошо оставлять…
– Да знаю, но, блин, там холодно, как где, и, если печку вырубить, сразу сыро в салоне. Сама все время боишься, что я простужусь. У отца вот печка от отдельной батареи запитана, а у меня пока на дополнительную денег нет.
– Одолжить? – усмехаюсь я, выходя в коридор и одновременно натягивая пуховик.
– Лучше работы подбрось, – бухтит ребенок, выпячивая задетую гордость.
– А учиться кто будет? Унгуц говорит, ты опять тест списал?
Кир поджимает губы и высокомерно молчит.
Я в принципе догадываюсь, что тест списал не он, а у него, и, скорее всего, это была девочка, а Кир, где не надо, настоящий джентльмен и не может выдать даму.
– Эту проблему я решу, – наконец выдает он сквозь зубы, подтверждая мою догадку.
Я оставляю его в покое.
Мы выходим на крыльцо и грузимся в большой теплый тазикообразный автомобиль, который Кир покупал в виде деталей чуть не всю зиму и собрал под чутким руководством Азамата дюжину дней назад. Это, конечно, больше выпендреж, чем необходимость, и даже теперь пользуется он своей машиной только в снежно-дождливую погоду, а так ходит до Унгуцева дома пешком. Но зато когда на улице вот такое, как сейчас, я имею личный транспорт до работы и обратно. Я могла бы, конечно, и сама обзавестись колесным средством с крышей, но в зимних потемках водить уж очень стремно, а Кир намного лучше меня видит.
На заднем сиденье раздается приветственное посвистывание – Филин рад меня видеть. Он знает, что я не люблю, когда в меня тычутся мокрым носом, поэтому терпеливо сдерживает свои эмоции, пока я его глажу между ушами. На зиму Филин отрастил мех такой длины и густоты и так отъелся, что теперь и правда выглядит как совенок – шар из пуха, огромные глаза, и только лапки торчат.
– Как твои успехи? – интересуюсь, когда Кир выезжает на прямую, безлюдную улицу.
В ответ он вздыхает.
– Ма, а на Земле девчонки тоже вместе с парнями учатся?
– Да, конечно, – удивленно киваю я.
– Вот шакал, – снова вздыхает он. – Они так отвлекают!
– Привыкай, – усмехаюсь. – Всю жизнь будут отвлекать.
– Не, ну, я ж когда-нибудь женюсь, тогда-то перестанут!
– Откуда такая уверенность?
– Как откуда? Вот отец на тебе женился, ему теперь на всех остальных баб положить с п…
– Кир!
– Да, да, короче, ты поняла.
– Я-то поняла, но почему ты думаешь, что я его не отвлекаю?
– Ты хотя бы с ним в одной комнате не сидишь целый день, – кривится ребенок. – Приехали. Ты иди, я загоню в гараж.
Я выгружаюсь на крыльцо и забираю с собой Филина, который норовит вляпаться по самое пузо в снежно-грязевую кашу. Вместе мы дожидаемся Кира в предбаннике черного хода.
– Филин, мыться! – командует Кир.
Пес послушно цокает в сторону ванной, где его уже ждет слуга с полотенцем.
– А чего Айша с Хосом на ужин не пришли? Вроде погода не для гуляний.
– Хос сегодня работает, он с отцом придет, какие-то карты они там рисуют, что ли… А Айшу я подвез к Ажгдийдимидину. В клуб сегодня заходила Орешница, учила девчонок че-то там вышивать, так что Айша раздает подарки. Мне вот штуку какую-то сделала. – Он достает из ксивника, который носит под дилем, маленький кулончик из кусочка бирюзы, обшитого земным бисером, который я покупала специально для клуба. Возраст и умения мастерицы по изделию очевидны, но для Айши это большое достижение, у нее очень плохо развита мелкая моторика.
– Она молодец, – хвалю я.
– Я то же самое сказал, – кивает Кир. – А Хос от таких штук просто тащится, он до сих пор не может бусинку в пальцы взять. Хорошо, отец придумал ему колпачок на коготь надевать, так он хоть по экрану писать буквы может. Стилус-то еле-еле держит, и через пять минут пальцы сводит, говорит.
– Бедняга, – успеваю сказать я, когда из ванной выбегает счастливый Филин и нам с Киром приходится прятаться за углом, чтобы не попасть под фонтан брызг, которые он задорно стряхивает, несмотря на полотенце.
Кир смеется и вызывает лифт.
– Слушай, – вспоминаю я уже в лифте, – так ведь Айшины поделки небось не просто так побрякушки, если я хоть что-нибудь понимаю в этих духовничьих заморочках.
– Естественно, – фыркает Кир. – В клубе уже такая очередь выстроилась на ее поделки, чума! Но у нее все четко – первую мне, потом наставникам своим по штуке, потом Унгуцу и вам с отцом, а там уж все остальные. Кстати, не знаю, для Алэка надо бы попросить, но он же носить не может, мелкий…
– На одежку пришить можно, он это любит, – предлагаю я.
– Тоже верно. Короче, в клубе все пока получают цацки от Атех.
Я моргаю, приспосабливая зрение к полутемному коридору на нашем этаже.
– Атех – это же дочь того знающего, Авьяса, – припоминаю, хмурясь.
– Ну да, – кивает Кир, – она тоже к нам в клуб ходит. Ты не знала?
