И тем не менее в главном Мисси все еще принадлежала своему веку. Она никогда не согласится держаться в рамках уготованной ей здесь роли жены и матери - роли, о которой ей только что говорила Лавиния. Мисси по-прежнему мечтала о карьере, ей хотелось самой отвечать за свою жизнь и судьбу.
В коридоре их ждал Джон - весьма франтоватый джентльмен в черном бархатном костюме и белой рубашке с гофрированными манжетами и воротником. Заметив приближающихся женщин, гордо сверкнул глазами и чмокнул каждую в щеку.
– Ах, вот мои самые дорогие леди на свете, - галантно произнес Джон, - какие вы обе очаровательные!
– Спасибо, па, - сказала Мисси.
Джон бросил на Лавинию испытующий взгляд.
– Дорогая, объявим ли мы сегодня о дне свадьбы? - с надеждой спросил он
– Не объявите, - ответила Мисси за мать.
Родители тяжело вздохнули.
– Джон, - попросила мужа Лавиния, - придется тебе урезонить эту капризную девицу. А мне нужно поговорить с музыкантами насчет сегодняшней программы да еще проверить, отодвинули ли мебель, чтобы не мешала танцевать.
Лавиния поплыла в гостиную, а Джон лукаво подмигнул дочери:
– Не выпить ли нам пунша, дорогая?
– Чудная мысль, - ответила Мисси, беря его под руку.
Они направились в парадную столовую. Благоухание цветов здесь смешивалось с соблазнительными кулинарными ароматами, сверкающие люстры заливали мягким светом великолепную мебель и прекрасный персидский ковер. На столах у окон, выходивших во двор, был накрыт роскошный ужин а-ля фуршет. Там было все, начиная с устриц и кончая виргинской ветчиной, пикулями, канапе, птифурами и сладостями.
Они остановились рядом с огромной хрустальной чашей с «плантаторским» пуншем. Джозеф наполнил бокалы. Мисси улыбнулась, и они подошли к окну.
– Скажи мне, дорогая, - начал Джон, - почему ты так настроена против брака с Фабианом?
– Потому что он мне не нравится, - отозвалась Мисси.
Джон усмехнулся.
– Я не могу не восхищаться твоим упорством, но ведь любому дураку ясно, что вы с ним прекрасная пара.
– Ха!
– И стало быть, дочь моя, не стоит противиться своей участи.
Мисси широко раскрыла глаза; отец вряд ли понимал, сколь иронично звучит для нее это утверждение.
– Почему бы и нет? - с вызовом спросила она, дерзко вздернув подбородок. - На каком это камне высечено, что я никогда не стану чем-то иным, как только чьей-то женой и племенной кобылой для производства детей?
Джон вздохнул, сочувственно улыбнувшись дочери.
– Уж так заведено в этом мире, дорогая. Женщинам суждено становиться женами и матерями, равно как мужчинам суждено заниматься делами и политикой. - И добавил, кивнув в сторону Джозефа: - Как и неграм суждено выполнять для нас физическую работу.
Мисси тотчас вспомнила Дульси.
– Вот еще что, па. Мне не нравится, что у нас на плантации есть рабы.
– Прошу прощения? - удивленно хмыкнул Джон.
– Она взглянула на него в упор:
– Я считаю, па, что ты должен освободить рабов.
– Ты, верно, шутишь.
– Вовсе нет.
– Освободить их для чего?
– Чтобы они могли жить, как им захочется - работать, создавать семьи…
– В жизни не слыхал ничего более нелепого! - закатил глаза Джон. - Если бы я освободил рабов, мы бы лишились рабочих рук на плантации, да и сами негры без нашего попечения и руководства просто не знали бы, что делать.
– Ой, не смешите! - воскликнула Мисси, - Неужели ты на самом деле осмелишься утверждать, что чернокожие люди не в состоянии сами о себе позаботиться?!
– Нет, но…
– Я просто видеть не могу, когда людей держат в кабале! - воскликнула она.
Джон с опаской посмотрел на Джозефа, но потом решительно прошептал:
– Мисси, не забывай, что нас могут услышать. Наши темнокожие вовсе не живут в кабале. С ними очень хорошо обращаются…
– А я видела, что некоторые работают по воскресеньям, - возразила она.
– Только те, кто хочет получить лишние продукты. Вообще же у них каждую неделю есть выходной, дабы посетить церковь и побыть со своей семьей.
– Ого! Речь, достойная белого человека! - бросила она.
Джон вспыхнул и проговорил отрывисто и холодно:
– Мелисса, не забывайтесь!
– Не смейте мне указывать!
Джон погрозил дочери пальцем:
– Придется, дочь моя, иначе вы проведете вечер в своей комнате, а не в приятном обществе! И вот еще что, я не желаю больше ни минуты продолжать с вами этот нелепый разговор! И советую вам не совать свой нос в дела, которые вас не касаются. Лучше подумайте о том, чтобы назначить день вашей свадьбы, как положено послушной дочери.
Джок повернулся и, исполненный негодования, двинулся прочь, а ей страшно захотелось топнуть ногой.
Вскоре начали прибывать гости, и Лавиния послала за Мисси, чтобы та встречала в холле друзей. Мисси послушно поплелась на зов и стала подле родителей. Мимо них проплывала бесконечная вереница очаровательных джентльменов в черных фраках и изящных леди в ослепительных бальных платьях, и Мисси усердно выказывала каждому свое расположение. Кое-кого она уже встречала на церковном базаре, но большинство были ей совершенно незнакомы. Нескольким парам Лавиния тактично объяснила, что у дочери после падения с лестницы что-то произошло с памятью. Мисси тотчас поймала на себе несколько любопытных взглядов. Значит, в городе говорят о ее выходках - не столько о падении с лестницы в день свадьбы, сколько о том, что она подбила своих подруг взбунтоваться против мужей и продавала поцелуи на церковном базаре.
Вскоре приехали Антуанетта и Люси со своими мужьями. На сей раз настроение супругов было, очевидно, получше, и они даже посмеялись все вместе над тем, что Филиппа с Чарльзом все еще не вернулись из Кентукки. Внезапно сзади раздалось чье-то покашливание. Обернувшись, Мисси увидела Фабиана. Выглядел он потрясающе - приталенный фрак из черного бархата, темные панталоны и плиссированная рубашка с белым шейным платком. При виде его Мисси охватило волнение.
– Добрый вечер, милая Мисси, - протянул он, подходя к ней и целуя ей руку.
– Добрый вечер, Фабиан, - жеманно улыбнулась она.
– Боже, как вы хороши! - продолжал он, в его бархатном голосе звучали саркастические нотки. - Можно ли надеяться, что сегодня в кои-то веки ваше поведение будет соответствовать вашему обличью блестящей леди?
Мисси яростно сверкнула глазами. С тех пор как она обыграла жениха на базаре, он держался с ней холодно и отчужденно. Виделись они с тех пор всего несколько раз - в церкви, в театре и на званом обеде, где она была вместе с родителями; при этом он никогда не упускал возможности беспощадно съязвить. И его поведение вызывало у нее отчаянное желание досадить ему так же, как он досаждал ей.
