Она чуть не заплакала, когда поняла: она жаждет уважения Чарли больше всего на свете, и именно она своим дурацким поведением безвозвратно погубила себя в его мнении. При этом Кейт по-прежнему совершенно не понимала, зачем ей так нужно расположение этого охотника за головами.
Дождь прекратился, и восходящее солнце окрасило все вокруг в бледно-розовые и золотые тона.
Кейт удивленно оглядывалась на незнакомую местность.
— Куда мы едем? — осведомилась она у Чарли.
— На восток.
— На восток? Но ведь нам надо на юг…
— Да, прямо в лапы команчей! — яростно возразил он. — Нет уж, мы вернемся окольным путем.
— О! — Кейт пришлось признать, что в его словах есть здравый смысл.
— Кроме того, — протяжно проговорил он, — нам кое-что предстоит прояснить, дамочка.
От его угрожающих слов у нее по спине пробежали мурашки. Она пристально посмотрела на отчужденное, каменное лицо Чарли. Этот человек, возможно, зол на нее больше, чем она полагала. Ее вновь охватило беспокойство — ведь расплата надвигалась неотвратимо.
Кейт решила поговорить о чем-нибудь более приятном. Она храбро улыбнулась своему неприветливому спутнику.
— Та женщина… ну, что помогла нам в индейском селении… она ведь белая.
Он и бровью не повел.
— Полагаю, так оно и есть.
— Жаль, что она не захотела уехать с нами. Дюранго пожал плечами.
— Я не удивлен. Если эта женщина та, о ком я думаю, то она уже более двадцати лет у команчей. Кейт поразилась:
— Кто же она, по твоему мнению?
— Синтия Энн Паркер.
— Синтия Энн Паркер! — Кейт от изумления открыла рот. — Я слышала, будто они с братом много лет назад попали в плен. И ты в самом деле полагаешь, что эта женщина она и есть?
— Да. Еще когда я вместе с армией преследовал индейцев, мне иногда рассказывали, будто видели ее. По слухам, на ней женился какой-то вождь и у нее от него несколько детей.
Кейт помолчала.
— И все же я не могу взять в толк, почему она осталась у команчей.
— Я слышал, будто семья все еще надеется выкупить ее. — В голосе Чарли прозвучала еле приметная горечь. — Но неужто ты и впрямь считаешь, что белые примут ее с распростертыми объятиями, после того как все эти годы она провела среди индейцев?
Суровая действительность опечалила Кейт.
— Я не знаю…
Чарли горестно рассмеялся, и она, не договорив, умолкла.
— Черт возьми, по-моему, думать тебе совсем несвойственно. Не появись я вовремя, прошло бы немного времени — и ты б уже носила за плечами одного или двух малышей.
Кейт содрогнулась. Пусть его слова и жестоки, но то была сущая правда. Она виновата, и не ей сердиться на его колкости. Кейт поняла: ее старания как-то поладить с Дюранго, к сожалению, не увенчались успехом. Он не собирался ни забыть, ни простить ее обман.
— Я не хотела замуж за этого… этого дикаря, — наконец промолвила она. — У меня не было выбора, Чарли.
Он внимательно посмотрел на нее и натянул шляпу на глаза.
— Ты сделала выбор, когда сбежала от меня. — В его голосе она не услышала ни капли сострадания.
Воцарилась напряженная тишина. Кейт старалась собраться с духом и задать вопрос, не дававший ей покоя всю ночь.
— Я… я замужем не по-настоящему, а, Чарли? — наконец спросила она. Он усмехнулся:
— Ну, я бы не стал беспокоиться на сей счет. Ни один суд в Техасе не удостоит вниманием бред какого-то шамана, который размахивал перед тобой своей трещоткой.
Она вздохнула с огромным облегчением.
— Стало быть, я могу забыть об этом?
— Полагаю, можешь. Во всяком случае, про обряд.
— А тебе никак не удается забыть, да?
В ответ он стиснул зубы и молча проехал вперед.
Над степными просторами забрезжил рассвет, и тут вдруг Дюранго, выхватив у Кейт поводья, повлек се мерина в узкий овраг, где высились сухие деревья и кое-где виднелась трава. Пока он настороженно оглядывался по сторонам, она с наслаждением вдыхала свежий после дождя воздух и запах можжевельника.
— Нам придется ненадолго укрыться здесь и отдохнуть, — устало произнес Чарли. — Надеюсь, ливень помешал команчам преследовать нас.
Благодарно кивнув, Кейт спешилась. От усталости у нее раскалывалась голова и дрожали руки. Под жаркими лучами солнца промокшее индейское платье прилипло к телу. «Наряд-то весь в красных потеках, — оглядев себя, подумала она. — Верно, дождь смыл ритуальный рисунок, которым индианки расписали мне лицо». Сорвав повязку с головы и вытащив орлиные перья, Кейт расплела косички. Кое-как расчесав пряди пятерней, она уже хотела переодеться, когда вдруг увидела, что напротив нес со скрещенными на груди руками стоит Дюранго. Привязав лошадей и сняв шляпу, он с серьезным видом смотрел на нее. Ей показалось, будто все его существо источает смертельную угрозу. В следующее мгновение он, повернувшись к лошади, снял с седла веревку. Когда Чарли подошел к ней, его суровое лицо говорило о непреклонном решении.
Кейт судорожно сглотнула. Она не знала, то ли он намерен связать ее, то ли выпороть. У нее бешено застучало сердце, и она оперлась о ствол кедра.
— Чарли, мне жаль, — жалобно промолвила она.
— Неужто? — безжалостно произнес он, тяжело дыша и зло глядя на нее. — Что тебе жаль, Кейт? Что обманула меня? Что украла коня? Или тебе жаль, что попалась?
Она всхлипнула:
— Я жалею обо всем. Чарли рассмеялся:
— Не сомневаюсь… Особенно о том, что попалась, верно?
Его слова были столь пронзительно горьки, что она поморщилась. Ударив себя веревкой по бедру, он пробудил в ней страх.
— Ты намерен выпороть меня? — взволнованно осведомилась она.
— Неплохая мысль, — раздраженно ответил Дюранго. — Но думаю, выпороть тебя мало. — Он подошел ближе, и его горячее дыхание коснулось ее щеки. — Тебе известно, что конокрадов в здешних краях вешают?
У Кейт округлились глаза.
— И весь этот сыр-бор из-за твоей лошади? Чарли горящим взглядом смотрел на нее.
— Увести у человека коня — это, черт побери, не шутка. Кейт с опаской посмотрела на веревку:
— Ну ты же не повесишь меня!
— Полагаю, петли тебе мало, — пренебрежительно протянул он. — По-моему, тебя надо поскорее передать отцу — пусть он разбирается с тобой.
Прежде чем она успела что-либо сказать, Чарли пригнул ее к земле и приготовился связать ей руки. Неожиданно он застыл, пристально глядя на израненные, все в струпьях, запястья, а потом посмотрел ей в глаза.
— Команчи тащили тебя на веревке? — спросил он.
