– Ну вы, ребята, даете, вас слышно на весь дом! А ну-ка выходите отсюда… – Она быстро выпроводила их в гостиную. – А теперь быстро поцелуйтесь и помиритесь, – Салли мельком взглянула на наручные часы. – Нам скоро пора бежать: нужно выбраться отсюда к десяти.
Боб отвернулся и поковылял на кухню.
– Мы можем выпить свежего кофе? – Он стал рыться в шкафчиках над раковиной. – Эллен, куда на хрен подевался твой «сайлекс»? Если я не выпью горячего кофе, то засну прямо на автостраде.
На краткий миг Стюарт Хедли прижался к жене, но тут же отпрянул.
– До скорого, – сказал он.
– Ты куда? – в страхе спросила Эллен и поспешила следом. – Пожалуйста, возьми меня с собой! Мне все равно, куда: разве я не могу пойти с тобой?
– Я к Дейву, – сказал Хедли, остановившись перед входной дверью квартиры. – Кто-то же должен перед ними извиниться.
Рыдая, Эллен догнала его.
– Пожалуйста, Стюарт, возьми меня с собой. Я боюсь, что ты не вернешься!
– Ты должна остаться с Питом.
– Я прихвачу его!
Хедли нервно рассмеялся.
– Ты собралась идти пешком? Вспомни, у нас ведь нет машины.
В дверях кухни стоял Боб Соррелл с «сайлексом» в руках, его суровое лицо расплылось от удивления. Распахнув входную дверь, Хедли заметил, как изумление Соррелла переросло в злобное недовольство. В следующий миг дверь закрылась, и Хедли очутился в темном, душном подъезде.
Он поспешил к лестнице и спустился, перескакивая через ступеньки и придерживаясь рукой за перила. Промчался через вестибюль и выбежал в открытую входную дверь на широкие бетонные ступени. Ночной воздух был свежим и чистым. Хедли глубоко вдохнул его, минуту помедлил, а затем устремился в сторону дома, где жили Гоулды.
Он бесконечно долго шел по темным накаленным улицам, засунув руки в карманы, думая и пытаясь собраться с мыслями.
Он уже пожалел о том, что наговорил Эллен.
Пересек улицу и миновал захудалые бильярдные, бары, ателье чистки обуви, дешевые кафе и гостиницы. Приближаясь к дому Гоулдов, он ускорил шаг.
Открывшая дверь Лора Гоулд была сдержанной и притихшей.
– Привет, Стью, – сказала она таким слабым голосом, что он насилу расслышал. – Заходи, выпьешь вина.
Тяжелой, безжизненной походкой она проковыляла через всю комнату и плюхнулась в кресло. Хедли неуверенно встал у двери, поправляя на себе одежду. В комнате также находились Дейв Гоулд, который угрюмо курил за столом и пялился на него, двое детей и стройная женщина в слаксах и клетчатой рубашке.
– Как поживает художник? – спросила она.
Хедли смутился. Он хотел было оглянуться, но затем понял, что она обращается к нему. Хедли узнал ее: это была Марша Фрейзьер. На журнальном столике в центре комнаты стояли пол-галлона темно-фиолетового вина, бокалы, банка арахисового масла, лежали пачка картофельных чипсов, голова голубого сыра с торчащим из нее кухонным ножом, коробка содовых крекеров. Мальчик свернулся калачиком на краю потрепанного старого дивана и беспокойно, со скучающим видом листал журнал. Ему было лет девять: полинявшие джинсы, футболка и тенниски. Его волосы слегка отливали ржавчиной – так же как у Марши. На кресле в углу крепко спала маленькая девочка лет трех, в мятом пляжном костюмчике.
– Это ваши дети? – спросил Хедли у женщины.
– А вы не знакомы с моим потомством? – Марша кивнула на мальчика. – Это Тимми.
Мальчик глянул исподлобья.
– Привет, – сказал он низким голосом и вернулся к своему журналу.
Марша показала на спящую девочку:
– А это Пэт.
Подняв бокал вина, она задумчиво отпила, не спуская глаз со Стюарта Хедли, пока тот смущенно искал себе место.
– Марша отвезла нас домой, – громко сказал Дейв.
– Кадиллак сломался, – еле слышно промолвила Лора, словно онемев от потрясения. – Мы проехали всего пару кварталов. Пришлось оставить его: мы сели на автобус и поехали через весь город к Марше.
Марша Фрейзьер была высокой и худощавой: костлявое лицо с глубокими впадинами. Она не носила макияжа. Серые глаза, слегка веснушчатая кожа. Какая-то аскетическая обнаженность во всем облике… но Хедли она показалась привлекательной. Четко очерченная фигура: подтянутое мальчишеское тело – прямое и простое, как у ее сына. Без каких-либо прикрас – выпуклостей или излишков плоти. Ее руки пониже закатанных рукавов были жилистыми и мускулистыми, никакой мякоти. Ладони – сильные и умелые. Как и прежде, разговор вращался вокруг Марши: казалось, она с самого рождения находилась в центре внимания. Дейв и Лора погрузились в молчание и апатию, принимали все со стоическим смирением.
– Это ваш купе перед домом? – спросил Хедли. – Тот серый «студебекер»?
Марша кивнула.
– Его надо помыть.
– Симпатичная тачка.
– Хорошо бегает, – согласилась она. – Но мощности маловато. Зато из нее удобно выглядывать… задняя часть кузова – почти вся из стекла.
– Я знаю, – сказал Хедли. – Я на таких ездил. Они классные.
– Кадиллак уже не починить, – понуро заговорила вновь Лора. – Видно, придется сдать его на металлолом. За отдельные запчасти можно выручить двадцать баксов, – затем она добавила: – Он припаркован на Мишен-стрит. Думаю, завтра сан-францисская полиция все равно его эвакуирует.
– Очень жаль, – сказал Хедли, пытаясь говорить сочувственно, но его симпатия к Гоулдам резко пошла на убыль. Их смуглые, неприятные лица внушали ему отвращение. «Два тролля», – подумал он. Хриплоголосые тролли с большими ступнями и руками лопатой. Бородавчатые и неприветливые – точь-в-точь как в сказках. Хедли уже потерял к ним интерес и переключил внимание на стройную сероглазую женщину.
Она налил себе дешевого вина.
– Почему вы назвали меня художником? – спросил он Маршу.
– Мы рассказали ей, – пояснила Лора. – Про твои картины – ну, ты знаешь.
– Я уже давно ничего не писал, – ответил Хедли. Но у него появилось странное чувство: он понял, что мог без труда представить себя художником. – Вы издаете журнал? – спросил Хедли. – Вы – главный редактор «Суккуба»?
– Верно, – сказала Марта своим монотонным контральто. Рассудительный голос, спокойный и деловитый. Уверенный в себе. – Но мы похожи на вас… За полгода не выпустили ни единого экземпляра.
– Почему?
– Денег нет.
Повисла пауза, и все задумались о деньгах. Гоулды смотрели безучастно, бессмысленно. Тимми задрал колени, положил на них журнал и не проявлял никакого интереса. Это был ежеквартальный журнал по искусству: вероятно, мальчик привык встречать их повсюду, точь-в-точь как сам Хедли вырос посреди бюллетеней Американской медицинской ассоциации.
