Хедли с тоской уставился на огни, упиваясь зрелищем разумной деятельности.
– Красиво, – тихо сказал он. Мимо со свистом пролетали машины, вспыхивали фары. В ушах звенели звуки человеческой жизни: приятный шум двигателей, светофоров и радиоприемников – ревущие стальные голоса. Хедли с облегчением покинул безотрадное пространство между городами. Так он себе и представлял сельскую местность: голые пустоши, где никто не живет и куда никто не забредает. Деревня – это бесплодная земля за городом, и больше ничего.
– Вот мы и приехали, – уныло сказала Марша: ее реакция была прямо противоположной.
Они свернули с прибрежной автострады и быстро въехали в город. С обеих сторон мелькали современные жилые дома из белого бетона; дорога была широкой и ровной, ее освещали желтые натриевые лампы. Хедли опустил стекло и свесился наружу. Вдохнув запах города, он радостно подставил лицо холодному ночному ветру. Стюарт наслаждался его резкими струями и, слегка прикрыв глаза, радостно озирался.
– Вы черпаете в этом чувство безопасности, – кисло заметила Марша. – Хотите затеряться в толпе. Сделаться незаметным. Защититься подражанием.
– Черт возьми, – обиделся Хедли, – мне нравятся люди. И мне нравится быть с ними. Что в этом такого уж противоестественного?
– Они выжимают из вас все соки! Опускают вас до своего уровня! Взгляните на себя… – Марша ткнула в него пальцем. – В этом костюме, галстуке и манжетах вы похожи на миллион других веселых молодых продавцов, вице-президентов, менеджеров и всех прочих управленцев. Но вы не такой. В душе вы другой!
– Какой же я? – С бесконечным любопытством спросил Хедли.
– Разумеется, вы художник. И вы это знаете. Так что не пытайтесь притворяться! Не пытайтесь уползти и спрятаться под одеждой продавца. Черт возьми, вам придется крепко встать на ноги, как настоящий мужчина, и посмотреть судьбе в глаза.
Хедли мрачно нахмурился: он знал, что это неправда, но… ложь ли это? Марша явно в это верила. Быть может, она права, а он ошибается. Быть может, нужен человек со стороны: никогда не узнаешь, кто ты на самом деле, пока тебе не скажут?
– Мы остановимся у меня и выпьем, – сказала Марша и взглянула на свои часы. – А потом отправимся на встречу с Тедом.
На ладонях Хедли выступил нервный холодный пот. Знакомство с Теодором Бекхаймом становилось все реальнее, все правдоподобнее. Облизнув сухие губы, Хедли сказал:
– Если он занят, я не хочу мешать. У него, наверное, куча хлопот.
– Разумеется. Но важно, чтобы вы с ним встретились. Я рассказала ему о вас, и он хочет с вами познакомиться.
Хедли фыркнул.
– Смех, да и только! Что вы пытаетесь мне всучить? Вам-то какой в этом резон? Боже, я же не лопух, которого можно отвести на живодерню и там обчистить. Я не желаю отправляться на бойню по собственной воле – для этого я слишком сильно себя люблю.
– Наоборот: я увожу вас с бойни, – мягко сказала Марша.
Улица сузилась. «Студебекер» стал взбирался по длинному склону холма: современные жилища сменились высокими старинными деревянными домами, соединенными общей стеной. Не видно было ни травы, ни других растений – лишь серые бетонные тротуары. Дорога была неровная и ухабистая. Кое-где по ней брели мужчины и женщины. В вечерней темноте мигали огни грязных, неряшливых магазинчиков. Винные лавки, чистка обуви, дешевые гостиницы, закопченные бакалейные лавки, ломбарды, бары.
– Это район Хейз, – сообщила Марша, когда «студебекер» выбрался на вершину холма, застыл в нерешительности, а затем пополз вниз по другую его сторону. – А эта большая впадина называется Ямой Хейза. Я живу почти на самом дне.
Машины были припаркованы на тротуарах и подъездных дорожках. Крутой склон на дальнем конце впадины оживлялся огнями и уличным движением. Автобусы резво взбирались вверх; на перекрестках плотные толпы людей перебегали на другую сторону улицы. Вскоре Марша сбавила скорость, выставила наружу тонкую руку, а затем пересекла разделительную линию, проехала по левой полосе и юркнула в узкий бетонный проход между высокими деревянными домами. «Студебекер» очутился на круглой автостоянке, расположенной напротив ветхих гаражей. Марша съехала с бетона в грязь и мокрую спутанную траву на дворе одного из домов. Дернула ручной тормоз и выключила двигатель.
– Ну, вот мы и на месте, – бодро сказала она.
Хедли одеревенело вылез из машины. Все окутывал холодный промозглый туман, небо заволокли тучи. Слева стоял намокший деревянный забор, которым был обнесен задний двор, усыпанный ржавыми пивными банками и заросший высоким бурьяном. Напротив гаражей штабелями сложены ящики с отсыревшими газетами. Перевернутая ванна, наполовину зарытая в землю. Вокруг выгоревшего корпуса мусоросжигателя валялись обугленные отбросы. Само же здание завершал хаос из прогнувшихся ступенек, водопроводных труб, треснувших плит бетонной дорожки, трухлявой серой веранды и перил.
– Невзрачно, да? – заметила Марша.
Хедли вспомнил безотрадные холмы между городами: это была точно такая же заброшенная развалюха. Он поежился и направился к жилому дому.
– Как мы попадем внутрь? – нетерпеливо спросил Хедли.
Марша повела его наверх по шаткой лестнице, вдоль веревок с развевающимся заплесневелым бельем. Она распахнула дверь-ширму и проводила Хедли на кухню, где воняло копченым салом и прогорклыми овощами, превшими в темных закромах. Над головой зажглась лампочка – голая и слепящая. С одной стороны кухни находились массивная раковина и сушка: там повсюду стояли огромные груды грязной посуды. На линолеумном полу – бумажные мешки с пустыми бутылками из-под пива и вина. Кухонный стол беспорядочно заставлен пустыми стаканами, переполненными пепельницами, завален смятыми сигаретными пачками, пробками и штопорами.
– Сюда, – сказала Марша, решительно уводя его из кухни. Хедли хмуро пошел следом по застеленному ковром коридору. Туда проникал запах старого туалета, пропитавший каждый угол. Шагнув в гостиную, женщина протянула руку к удлинителю. Как только Марша его нащупала, гостиная порывисто ожила.
Хедли увидел перед собой огромную комнату с высоким потолком, перекрашенную вручную: стены – синие, потолок – зеленый. Пол выложен битумной плиткой. Вместо стульев – широкая кровать в голливудском стиле; в дальнем конце комнаты на полу разбросаны груды подушек. В центре – низкий стол из аризонского шифера, и на нем раскрытая шахматная доска. В углу висела абстрактная конструкция. Половину комнаты занимал книжный шкаф, сделанный из кирпичей и досок и до отказа набитый томами в мягких и твердых обложках. Стены закрыты прикнопленными репродукциями. В каждом углу – перевязанные подшивки газет и журналов. А у края голливудской кровати Хедли заметил раздувшуюся картонную коробку с разрозненными листами «Суккубов».
– Садитесь, – пригласила Марша. – Я принесу вам выпить. Что вы будете – скотч или бурбон?
– Бурбон, – промямлил Хедли, робко усаживаясь на голливудскую кровать.
