– Вернитесь, – в отчаянии он схватил ее запястье и затащил обратно в машину. Марша рухнула на край сиденья, согнутые колени казались костлявыми и окоченевшими в слабом звездном свете.
– Ничего не выйдет, – проворчала она, бросая безумные взгляды; ее тело стало скользким из-за тумана. – Я не хочу, – Марша сгребла свою одежду и принялась ощупью распутывать ее клубок. Слезы текли по впалым щекам и капали на бедра. Она теребила и тормошила цепкими пальцами ворох одежды у себя на коленях. – Мы оба сошли с ума. Все эта чертова выпивка. Уже поздно, и я смертельно устала.
Голос Марши жалобно затих. Минуту она посидела неподвижно, прислонившись к сиденью и понурив голову: ее темные волосы рассыпались копной спереди, подбородок вжался в ключицу. Наконец Марша встрепенулась и вновь принялась медленно разбирать одежду.
– Простите, – нервно умоляя, Хедли дотронулся до ее голого плеча. – Поехали в какое-нибудь другое место: мотель или что-нибудь еще. Где можно поговорить и… – Он бессильно умолк. – Где все будет хорошо, а не так, как здесь. Только не в этой богом забытой дыре.
Марша покачала головой.
– Простите, Стюарт Хедли. Вы не виноваты, – трясясь всем телом, она снова вышла из машины. – Я на минутку, – Марша натянула длинные слаксы и застегнула бюстгальтер, а Хедли опасливо следил за ней. Вскоре она опять села рядом. – Пока я одеваюсь, – выдавила из себя Марша, – не подкурите для меня сигарету?
Хедли выполнил просьбу и вставил сигарету между ее обмякшими губами.
– Спасибо, – она судорожно улыбнулась ему, положила сигарету в пепельницу на приборной доске и накинула на себя рубашку. – Зябко… Включу печку.
– Печка ведь не будет работать? – промямлил он. – Если не завести двигатель?
– Нет, – сказала Марша, слабо усмехнувшись. – Конечно, не будет. К черту, все равно скоро поедем, – на минуту ее быстрые движения замедлились. Выдержав паузу, она подалась вперед и потянулась к нему. Провела холодной ладошкой по его лицу, ненадолго запустила пальцы в его волосы, повернулась к нему и грустно всмотрелась – ее губы дрожали в опасной близости. Хедли почувствовал на своей щеке ее теплое и частое дыхание.
– Не понимаю, – угрюмо сказал он. – Почему нет? Из-за Эллен?
Марша застегнула рубашку до конца, быстро взяла из пепельницы сигарету и затянулась: та засветилась ярко-оранжевым огоньком.
– Стюарт, зря я с вами вообще связалась. Это нужно прекратить – я отвезу вас домой и навсегда оставлю в покое. Не хочу вас больше видеть… Я не могу вас больше видеть. Возвращайтесь к своему магазину телевизоров и к своей семье.
– Что вы такое говорите? – закричал потрясенный Хедли. – О чем вы?
– Может, позже, – задыхаясь, быстро продолжила она. – Если бы вы были понапористее – или если бы немного обождали. Но только не теперь, – Марша подняла голову, широко раскрыв глаза и вызывающе, страдальчески скривив рот. – Не будь вы таким маленьким мальчиком, витающим в облаках, вы бы сообразили. Любой другой бы на вашем месте сообразил. Я живу с Тедом. Точнее, он живет со мной. Это моя квартира: все вещи мои, за исключением бюро – он привез его с собой. Может, мы поженимся, а может, и нет. Не знаю, в некоторых штатах это запрещено.
Хедли хрипло спросил:
– Вы хотите сказать, что… спите с ним? – Всем своим телом, легкими, голосовыми связками, глоткой, языком и нёбом он произнес фразу: – Вы живете с тем большим черным ниггером?
Получив пощечину, Хедли прислонился спиной к двери и уставился в ночную тьму. Марша полностью оделась, выбросила сигарету в траву и завела двигатель. Быстро въехала на автостраду, повернула с громким, пронзительным визгом шин в сторону Сидер-Гроувс и стремительно разогналась до семидесяти миль в час.
Оба молчали. Наконец голая сельская местность с холмами, кустами и полями закончилась: кое-где замерцали огни домов. Вскоре близ автострады показалась ярко светящаяся автозаправка «стэндард ойл», а за нею – придорожный ресторан и заправка «шелл».
У светофора Марша сбавила скорость. Они добрались до Сидер-Гроувс. На шоссе появились немногочисленные машины. Вскоре они уже ехали мимо темных домов и закрытых магазинов.
– Вот мы и прибыли, – отрывисто сказала Марша. Она припарковалась на другой стороне улицы напротив жилого дома Хедли и, не выключая двигатель, открыла ему дверцу. – Спокойной ночи.
Он замешкался, не желая выходить.
– Простите, – начал Хедли.
– Спокойной ночи, – повторил монотонный, бесстрастный голос. Марша смотрела прямо перед собой, положив руку на рычаг переключения передач и поставив ногу на педаль акселератора. Она быстро, часто, сухо дышала.
– Послушайте, – сказал Хедли. – Перестаньте себя так вести: попытайтесь понять мои чувства. Будь у вас хоть какое-то чутье, вы бы поняли…
– Это не важно. Возвращайтесь к жене и к своему магазину телевизоров, – машина медленно тронулась, открытая дверца качнулась.
Хедли неторопливо шагнул на тротуар.
– Значит, вы это серьезно? Вы действительно сумасшедшая. С вами все кончено.
Окаменевшая маска, в которую превратилось лицо женщины, секунду оставалась целой и невредимой, но затем вдруг провалилась и рассыпалась, словно треснув изнутри. Из глотки вырвался пронзительный вопль, исполненный такой острой боли, что Хедли застыл, как вкопанный.
– И правильно! – крикнула Марша в его испуганное лицо. – Все кончено! – Она потянулась, чтобы захлопнуть дверцу, и ее глаза наполнились слезами, которые брызнули на щеки. – Простите, никто не виноват. Я совершила ошибку – и вы тоже совершили ошибку. Все были не правы.
– Все? – переспросил Хедли и рванул вперед, пытаясь добраться до нее, пробиться к ее распадающейся личности. – Он тоже был не прав? Не сидите там и не лгите мне: вы пытаетесь внушить мне…
Машина взревела и умчалась в темноту. Невысказанные, непрозвучавшие слова застыли у Хедли на губах. Спрашивать было некого: он остался один. Хоть выкрикни свой вопрос изо всей мочи – разницы никакой. Стюарт немного постоял на тротуаре, беспомощно глядя машине вслед. Затем повернулся и перешел дорогу, направляясь к своему дому и машинально нащупывая ключи.
Когда он достал бумажник, ладонь задел жесткий синий край членской карточки Общества. Хедли вынул ее, подержал в руке, а затем яростно порвал в клочья. Кусочки медленно опустились на асфальт, порыв ночного ветра подхватил их и унес прочь.
К тому моменту, когда Хедли открыл входную дверь дома, клочки уже разлетелись по канаве, где валялся прочий ночной мусор – выброшенные газеты и отходы, пустые пивные банки и сигаретные пачки. Весь тот хлам, который городские власти обязаны подметать и вывозить.
Деревянной походкой Хедли поднялся по холодной, застеленной ковром лестнице на свой этаж. Грудь вздымалась от холода. Как ни странно, лишь открыв дверь и войдя в темную, безжизненную квартиру, Хедли вспомнил про свои рисунки. Он забыл их в машине Марши.
