– Мне кажется, это неправильно.
– А как иначе? Мое предназначение в жизни – заполнить место, ничего больше.
– Это вовсе не так!
– В самом деле? Кстати, не скажешь ли, как меня зовут?
– То есть?
– Как меня звать по имени? Ты – Энди Даль. Дюваль – Майя. Хэнсон – Джимми. Даже Керенский – Анатолий, черт возьми! А меня как по имени? Ты знаешь мое имя?
– Но у тебя оно есть! Я могу посмотреть в телефоне.
– Но ты ведь не знаешь его! Никогда не звал меня по имени. Мы – друзья, а ты даже не знаешь моего имени.
– Прости. Мне и в голову не приходило звать тебя не Хестер, а как-нибудь иначе.
– Я о том и твержу! Даже друзья не задумываются, как меня звать по имени. И это очень точно определяет мое место во вселенной. Точнее некуда.
Он снова уставился на Мэттью Полсона, лежащего в коме.
– И как твое имя? – спросил Даль осторожно.
– Джаспер.
– Джаспер…
– Родовое имя. Джаспер Аллен Хестер.
– Ты хочешь, чтобы я теперь звал тебя Джаспером?
– Черт возьми, нет! Кому понравится, когда его зовут Джаспер? Гребаное нелепое имя.
Даль попытался подавить смешок, но не смог. Хестер улыбнулся.
– Я буду звать тебя Хестером. Но знай: про себя я буду в это время говорить «Джаспер», – пообещал Даль.
– Ну если тебе так хочется, пожалуйста.
– Джаспер, Джаспер, Джаспер!
– Ну ладно. Хватит. Ненавижу убивать людей прямо в больнице.
Оба посмотрели на Мэттью Полсона.
– Бедный парнишка, – вздохнул Хестер.
– Твой ровесник.
– Но я, наверное, его переживу. Так что у нас по-разному.
– Наверное, да.
– Проблема в том, что мы сейчас в двадцать первом веке. Если бы подобное случилось в нашем мире, мы бы его мигом подлатали. Энди, я к тому, что с тобой произошло столько всякого ужасного, а ты жив!
– Я жив потому, что не пришло еще мое время умирать. Ситуация как с Керенским и его удивительной способностью к регенерации. Сюжет нас и губит, и лечит.
– А разве важно, почему так происходит? Энди, послушай: если ты при смерти и вдруг выжил, исцелился благодаря совершенной фантастике – неужто переживаешь из-за фантастичности излечения? Да тебе наплевать! Ведь ты живой. Сюжет нас гробит, когда ему нужно. Но и в этом есть свои плюсы.
– Ты минуту назад страдал, что ты никто, полный ноль, и все из-за Сюжета, – заметил Даль. – Я подумал, что ты к нему не пылаешь большой любовью.
– Я и не говорил, что пылаю. Но думаю, ты забываешь о важнейшем. Сюжету до меня нет дела. А значит, из нас двоих только я не приговорен к ужасной гибели на потеху публике.
– Хорошо подмечено.
– Наше с тобой шоу дерьмовое. Но иногда и в дерьме есть польза.
– Пока оно нас не прикончит.
– Не прикончит тебя, – напомнил Хестер. – Я-то могу выжить.
Он показал на распростертого Мэттью и добавил:
– Если б он жил в нашем мире, мог бы выжить.
Даль не ответил. Хестер оторвал взгляд от больного, посмотрел на друга. Тот задумчиво глядел на Хестера.
– Что такое?
– Думаю.
– О чем?
– Как извлечь пользу из Сюжета.
Хестер поморщился:
– И конечно же, не без моего участия?
– Да, Джаспер. Именно так!
Глава 20
Чарльз Полсон зашел в комнату, где сидели пятеро с «Интрепида».
– Простите, что заставил ждать, – извинился продюсер и указал на вошедшего следом. – Вы хотели видеть ведущего сценариста – вот и он. Знакомьтесь, Ник Вайнштайн. Я объяснил ему, что происходит.
– Привет, – поздоровался Ник, оглядывая астронавтов. – Ух ты! Чарльз и в самом деле не шутил!
У всех пятерых отвисли челюсти.
Первым молчание нарушил Хестер.
– Ничего себе сюрприз! – пробормотал он.
– Что за сюрприз? – осведомился сценарист.
– Мистер Вайнштайн, вы когда-нибудь снимались в эпизодической роли в своем шоу? – спросил Даль.
– Однажды, несколько сезонов тому назад. Потребовался живой манекен для сцены похорон, меня сунули в костюм и приказали опечалиться. А в чем дело?
– Мы знаем человека, которого вы играли. Его имя – Дженкинс, – пояснил энсин.
– В самом деле? – сценарист улыбнулся. – И какой он?
– Он – полоумный депрессивный затворник, до сих пор горюющий о смерти жены, – сообщила Дюваль.
Вайнштайн перестал улыбаться.
– Простите.
– Вы, однако, выглядите более опрятно, – заметил Хэнсон в качестве утешения.
– Думаю, обо мне такое говорят впервые, – отозвался Вайнштайн, указывая на свою бороду.
– Вы говорили, вам необходимо побеседовать со мной и Ником, – напомнил Полсон.
– Да, необходимо, – подтвердил Даль. – Пожалуйста, садитесь.
– Кто такой Дженкинс? – спросил шепотом Керенский, воспользовавшись паузой.
– Я слушаю, – оповестил Полсон, а взгляд его то и дело, будто помимо воли, упирался в Хестера.
– Мистер Полсон, мистер Вайнштайн, у нас была весомая причина отправиться в путешествие во времени и прибыть сюда. Мы хотим убедить вас закрыть шоу.
– Что? – поразился Вайнштайн. – Почему это?
– Потому что, если оно не закроется, мы умрем. Мистер Вайнштайн, всякий раз, когда вы убиваете второстепенного персонажа в сценарии и он умирает в сцене, игравший его актер просто уходит со съемок пообедать. Но в нашем мире умирает человек. По-настоящему. А убивают кого-нибудь в каждой серии.
– Не в каждой, – возразил Вайнштайн.
– Джимми? – попросил Даль.
– По сей день выпущено шесть сезонов «Хроник „Интрепида“», всего сто двадцать восемь серий, – поведал Хэнсон. – В девяноста шести из них гибли члены экипажа «Интрепида», один или более. В ста двенадцати сериях прямо или косвенно изображалась смерть. Вы убили по меньшей мере четыреста членов команды. Плюс к тому вы изображали гибель звездолетов, атаки на обитаемые планеты и эпидемии на них. Счет выписанных вами смертей идет на миллионы.
– И это не считая врагов, – добавил Даль.
– Их смерти лишь незначительно увеличат приведенную выше оценку, – возразил Хэнсон.
– Он основательно изучил ваше шоу, – заметил Даль, адресуясь к Вайнштайну.
– Я не виноват в этих смертях! – воскликнул сценарист.
